Нина Осмоловская - Семейная хроника

© Осмоловская Н. Н., 2016

В доме было тихо. Ольга сидела за пианино и лениво наигрывала простенькие мелодии, которые учила в детстве. Она пыталась что-то сочинять, но это не увлекало, а главное, не отвлекало от одной навязчивой мысли, преследовавшей с раннего утра: «Приедет он или не приедет? А может быть, пришлёт записку с кем-нибудь из прислуги?»

Ольга встала, лениво потянулась и пошла в столовую; во всех движениях сквозила грациозность милой домашней кошечки. Часы пробили двенадцать раз. Был жаркий июльский полдень. В природе всё замерло в ожидании вечерней прохлады, только звенела в углу одинокая муха, рассказывая о своих печалях и радостях.

На столе ещё стоял самовар, не убранный после завтрака. Ольга налила себе чаю, взяла варенье. Свежесваренное, оно сохранило аромат лесной малины. Ягоды они собирали в лесу вместе с Борисом. Собственно, собирал их Борис и по одной ягодке нежно клал ей в рот, подобно заботливой маме-воробьихе, которая кормит своего воробышка. Борису нравилось смотреть на её губы цвета этих малиновых ягод, нравилось кормить, она представлялась ему совсем маленькой и беспомощной, тогда он чувствовал себя взрослым главой семейства. Ольга смеялась, ловила ягоды на лету. Наконец эта детская беспечность и весёлость утомили её. Она ждала от Бориса решительных действий, но он не понимал этого или делал вид, что не понимает.

Вдруг, вспомнив, что маменька давно ждёт их к обеду, девушка заторопилась домой. Борис что-то рассказывал ей по дороге, но она слушала невнимательно. Её не волновали проблемы, связанные с охотой, службой и прочими чисто мужскими заботами. Ей вдруг захотелось броситься в высокую траву, раскинуть руки и лежать так, глядя в небо, на необыкновенно лёгкие июльские облака. Бесконечная гладь влекла за собой. Хотелось узнать: «А что же там, в небесной вышине?» «Царство Божие» – так говорила ей няня. И Ольга представляла райскую картину: солнечная поляна, вокруг деревья, не привычные для сердца берёзы и сосны, а южные – оливы или кипарисы, звучит тихая музыка и люди в длинных белых одеждах медленно танцуют, играют на музыкальных инструментах. Но ей быстро становилось скучно от мыслей о такой идиллии, она легко возвращалась к своей жизни, радовалась, что может влюбляться, страдать и даже, если захочется, всплакнуть.

Маменька уже ждала их к обеду. Она была красива той увядающей красотой, которая появляется у женщин годам к сорока, когда все краски лица несколько теряют свой первоначальный блеск, но зато появляются новые, несущие в себе доброту, мягкость, житейскую мудрость. Черты лица и фигура Татьяны Николаевны заметно округлились, но это не портило впечатления, наоборот, хотелось прижаться к ней, спрятаться в складках платья и забыть все свои печали. В движениях и манерах женщины сквозила уверенность и одновременно усталость. Та легкая усталость от жизни, которая бывает лишь во второй её половине, когда человек уже прочно ощущает своё место в этом мире. Семейная жизнь давно катится по проторённому пути, дети выросли, а муж вряд ли может чем-то удивить. В таком возрасте и происходят у женщин самые бурные и страстные романы, которые и не снились молодым.

Татьяна Николаевна Воропаева была из небогатого, но очень древнего рода, что являлось предметом гордости её супруга Артёма Сергеевича Воропаева, так как его купеческому званию и богатству как раз не хватало этого дворянского шарма. Артём Сергеевич умел много и хорошо работать, поэтому быстро богател. Свой досуг он проводил по большей части в мужской компании, обсуждая выгодную сделку или политические события. Его так влекли эти деловые разговоры и переговоры, что он не представлял для себя другой жизни. Постоянно что-то покупал, продавал, помогал другим продать или купить, за что и пользовался законным уважением и почётом. Мужчина много ездил по другим имениям, любил попробовать у себя те новшества, что видел и одобрял у соседей. В молодости он охотно брал с собой молодую красавицу жену, но ей скоро наскучили соседские помещицы с их дочками и разговоры только о платьях, ценах и женихах.

Светские приличия требовали присутствия Татьяны Николаевны на балах у губернатора. Она тщательно к ним готовилась, шила необыкновенные наряды. Артём Сергеевич следил за тем, чтобы платья были дорогими и модными. Ему нравилось ловить восхищённые взгляды других мужчин, обращённые к его жене. Татьяна Николаевна, человек по натуре замкнутый и тихий, не любила ни этого парадного блеска, ни завистливых взглядов, но природная грациозность манер, переданная через многие поколения родовитых потомков, выделяли её из местной знати.

Когда она, держа под руку мужа, входила в зал, все невольно обращали на них внимание, будто неведомый ореол таинственности окружал эту пару. Многие мужчины в городе отдали бы свои состояния за честь быть рядом с этой необыкновенной женщиной. Её улыбка, приветливая и кроткая, не оставалась на лице дольше, чем положено этикетом. Она охотно танцевала с приглашающими мужчинами, но никому не отдавала предпочтения. Эта таинственная холодность возбуждала мужчин. Они бились об заклад, кому достанется в любовницы эта красотка, каждый старался придумать романтическую историю, которая произошла между ним и Татьяной Николаевной, но все понимали, что это было только хвастовство, стремление выдать желаемое за действительность.

Татьяна Николаевна была очень музыкальна, грациозна и в танцах отличалась от остальных дам. Поэтому любой кавалер, танцующий с ней, был как бы обрамлением этого цветка. Пока жена танцевала и ловила на себе восхищённые взгляды, муж, Артём Сергеевич, развлекался карточной игрой или обсуждал политические новости за рюмкой водки.

Мужчины наперебой пытались ухаживать за Татьяной, говорили комплименты. Женщине, конечно, нравилось это внимание. По молодости даже несколько раз показалось, что это была искренняя любовь. Но с годами она поняла, что является лишь лакомой добычей, и мужчины хотят только одного: завоевать её и потом часами обсуждать между собой, как они смогли добиться этой победы. После нескольких дней ухаживания ей становилось скучно, потому что все они были как будто по одному сценарию. Даже текст любовных записок был однообразен, словно его переписывали из тетради в тетрадь.