Елена Росяева - Внуковедение – не наука, а опыт любви

Хорошо помню, как плакала мама от счастья, обнимаясь с бабушкой, вернувшись домой значительно раньше, чем обычно. И мы пошли с ней гулять, туда, где народу было, как на демонстрациях. Повсюду смеялись на улицах люди! А вечером у нас дома собрались гости, долго спорили о том, когда полетит человек на Луну. Даже разрешили мне не ложиться спать вовремя, как на Новый год!

Неразрешимый для меня вопрос, как на такую маленькую Луну можно наступить двумя ногами, свалил меня в сон. Я так и уснула на диване за спиной у взрослых, а слоники на полочках спинки дивана позвякивали, шатаясь, когда кто-нибудь резко вставал.

С тех пор Гагарин, Ленин и мама для меня означали одинаково великие слова. Это правда.

С годами слова разделились. Я стала их воспринимать по-разному. Но Гагарин никогда не потерял для меня своего блеска и недостижимости.

Немногие слова живы во мне с неизменным с детства смыслом на протяжении долгой жизни.

Даже такие, казалось бы, простые, как дружба, любовь, помощь, доброта в разные периоды меняли смыслы. Это, наверное, пробивалась мудрость вместе с опытом.

Для меня однозначно, что новогодняя елка может быть украшена на макушке только алой звездой. Это правило из моих первых детских картинок и неубиенно никаким новомодным дизайном! Я с удовольствием разглядываю оригинальные елки и украшения, отдаю должное полету фантазии авторов, но моя елка – со звездой. Она может не стоять в доме, а встретиться в городе, в чужом окне с вечерним освещением, но у меня все равно екнет сердце – моя! Вот каковы причуды подсознания…

Так же и Гагарин всплывает в голове вместе с глыбой ноздреватого сугроба, слепящим солнцем, журчанием ручейка и весенним праздником счастья.

Параллельная вселенная моего внука

У внука другой фетиш, как и у любого миллениала – айфон. Хоть его создание и принесло новую эру развития человечества, но такого грандиозного праздника, как с полетом в космос на земле не было. Вряд ли внук вспомнит первый день обладания новой игрушкой – айфоном… Скорее, он не помнит той жизни, когда у него телефона не было, как дедушка читал ему на ночь книжки, как мы осваивали счеты и мучились над таблицей умножения, как я пела ему колыбельные из репертуара Окуджавы…

Мы получили новую двухкомнатную квартиру! У нас с бабушкой появилась отдельная комната-спальня-кабинет-мастерская! Мы могли теперь допоздна читать или болтать о своем, о девичьем, делиться секретами, не боясь огорчить маму нарушением режима.

Вот только одно было плохо – четвертый этаж… Бабушке с больными ногами преодолевать пролеты было трудно… Она практически перестала выходить во двор гулять со мной. Ее наблюдательным пунктом стал балкон. Представляете, б-а-л-к-о-н! Об этом я не мечтала даже во сне. Ведь балкон был во дворце королевы Елизаветы, я видела его на фотографии, которую привез из командировки мамин сослуживец. Наш балкон был поменьше раз в двадцать и без вензелей, но был!

Я не помню, переживала ли я расставание с прежними друзьями. Появились новые и огромный пустырь перед домом, где проходили те же игры. А бабушка с балкона так же призывно звала меня обедать: «Леныыыычкаааа!»

Самодельные самокаты были почти у каждого. И легендарный самокатный отряд носился по асфальтированным дорожкам. О велосипеде приходилось только мечтать, как сейчас о «Майбахе», например.

При слове велосипед у меня с детства начиналась сладкая истома… Подруге подарили велик «Школьник», двухколесный, черного цвета… Совершенно фантастическая вещь, которой больше ни у кого не существовало в целом дворе!

Мы занимали очередь и катались, платя дань его хозяйке, Ниночке, в виде куска белой булки с подсолнечным маслом и посыпанным сверху сахаром.

Не в каждой семье бывали белые булки, ибо в Новосибирске в эти годы за хлебом приходилось отстаивать очереди. Давали в руки по две единицы: кирпич серый и кирпич черный, под названием буханка.

Для того чтобы прокатится с ветерком один круг вокруг двора приходилось делать заначки для Ниночки.

А когда мне исполнилось 10 лет, я окончила третью четверть третьего класса, как обычно на отлично. И сбылась вековая мечта всего человечестваааааа! Мне мама купила велик «Орленок»! Двухколесный! Со звонком! После школы он ждал меня на пороге квартиры, сверкал блестящим рулем, а на руле была прикреплена табличка «Ленин». В смысле МОЙ!

И самая большая неприятность – в Новосибирске 15 апреля еще лежал снег и были редкие проталины с ручейками… Тест-драйв состоялся только через две недели. Гоняли на нем всем двором! Даром!

Интересно, а если вдруг мне подарит внук «Майбах»? Буду ли так радоваться? Наверное, нет… На нем ведь табличку «Ленин» некому будет догадаться прикрепить…

Здоровье мое от казачьей вольницы неуклонно улучшалось, я бегала наравне со сверстниками, сбивая мосластые колени при падении… Одна проблема все-таки меня не отпустила, носовые кровотечения не кончались… Надо было ехать на теплое соленое море, чтобы влажный морской воздух подлечил слизистую носоглотки.

Не было бы счастья, да несчастье помогло – говорит русская пословица. И мы с мамой отправились на Черное море. Других морей в СССР рядовым гражданам не было известно. Вернее, из курса географии знали, что есть еще Средиземное, но оно воспринималось так же, как и Лунные моря-кратеры, теоретически.

Бабушка в спешном порядке нашила нам с мамой пляжных нарядов. У меня был костюмчик с трусами-фонариками и новая панамка. Тогда еще даже слово «бейсболка» было неизвестно.

Я помню, как провожать нас с мамой на вокзал пришел чуть не весь мамин цех, которым она к тому времени руководила. Мы сидели в ресторане вокзала Новосибирск-главный. Меня занимал вопрос: а где тот, который не главный?

Люди говорили тосты, желали нам удачи, обсуждали эту поездку, как событие международного масштаба. Меня поставили на стул возле стола, и я читала стихи Пушкина про Лукоморье, мое любимое. В свои семь лет к школе я знала наизусть все его сказки. И Лукоморье, конечно, было рядом с морем. Так я мечтала!

Наверное, это была, так называемая, отвальная по случаю отпуска. Чай, не каждый «на юга» ездил аж из самого сердца Сибири! А я ждала встречи с Лукоморьем, и дубом, и котом с золотой цепью, не очень представляя, какого роста витязи прекрасные, и где потом они сушат свои одежды, выйдя на берег…

Трое суток в поезде и все тяготы взрослому очень непросто пережить. А мне было достаточно читать любимые и новые книги и ощущать рядом маму, что нечасто случалось из-за работы. О бабушке я, конечно, скучала, особенно когда мама гасила свет в купе и поезд отбивал колесами мне колыбельную вместо бабушки. Каждое утро писала бабушке новое письмо, как мы с ней договорились. Это была первая разлука с бабушкой и первая серия писем. Как жаль, что многочисленные переезды они не пережили…