Эдуард Коридоров - «Красный» рейс. Сборник небывальщины

Утин подождал, пока маленький альпинист доберется до вершины – его сопение слышно было уже хорошо. А затем сильным, злым щелчком отправил его вниз, откуда беглец начал восхождение. Тот упал на дно коробки, да так и замер. Вскоре у тела альпиниста собрались сородичи, засуетились, завзмахивали руками. И только тогда к этой компании побежали с площади два блюстителя порядка. «Раззявы!» – ругнулся про себя Утин, взял с верстака две рюмочки и накрыл ими опоздавших. Те потыкались недолго в стеклянные стенки и сели на корточки, обхватив голову руками. Человечки, оказавшиеся поблизости, немедленно бросили работу, принялись расхаживать вокруг двух стеклянных тюрем, оживленно переговариваться и потешаться над заключенными. Утин все еще чувствовал себя разозленным и отложил пока решение – выпустить узников чуть погодя или, в назидание остальным, уморить голодом. Тем временем друзья альпиниста завернули покойника в лоскуток и сноровисто потащили на кладбище.

Утин отцепил крюк от борта коробки, смял в пальцах и отшвырнул прочь. Убедился, что больше ничего чрезвычайного не происходит. Взял контейнер, отошел от верстака в дальний конец гаража и высыпал остатки каши на поддон, лежащий на полу. Устроился неподалеку и стал ждать.

Именно так и обнаружил он когда-то человечков. Случайно уронил еду на пол, да сразу не подобрал. Увлекся – варганил геополитику, то самое сражение под Смоленском. Краем глаза приметил какое-то движение на полу. Подумал было, что мышь гуляет или таракан. Нет, – это оказались люди, только совсем крошечные. Утин моментально соорудил поддон, положил на него приманку – и посадил добрый десяток человечков в трехлитровую банку, попавшую под руки. Они загрустили – тоже прислонились к стеклу и обхватили голову руками. Вот тогда Утин сбегал на помойку и принес оттуда коробку от холодильника. И как хорошо все сложилось! Как надежно обжились они в этой коробке и как удобно было Утину помогать им в обустройстве жизни! Пока не случился тот позорный побег через дыру в углу коробки. Утину пришлось выманивать их заново. Раз за разом поднимал он поддон с человечками, переносил их в обмотанную скотчем коробку, а сам боролся с желанием растоптать ногами в лепешку тупое неблагодарное племя. Чего не хватает этим тварям? Куда, ради чего лезут они из коробки? Сейчас вот еще до альпинизма додумались. Даешь им ресурсы для строительства жилья – а они крючья мастерят, чтобы удрать на вольные хлеба. А какие там хлеба? Тоже мне воля – паутина, сырость, грязь, хищные насекомые, голод. Сами же толпой клюют потом на приманку, рискуют жизнью и свободой ради крошки на поддоне.

Утин полюбил ловить человечков. Правда, их выбегало на поддон все меньше. Раньше часа хватало, чтобы обнаружить на поддоне двух-трех разведчиков. Теперь иной раз и полдня проходило впустую – видимо, почти весь народец перебрался в коробку. Тем интереснее была операция по спасению – так называл Утин это свое занятие.

Пока тянулось ожидание, Утин поневоле вернулся к мыслям, которые старался отогнать от себя. Мысли эти тревожили Утина, вели по замкнутому кругу, погружали в безысходность. Все было хорошо в коробке, пока он, Утин, мог сюда приходить. А приходить надо было ежедневно. Утин отбоярился от домашних хлопот, перестал ходить в гости, ездить в командировки. Перестал задерживаться на работе. Он понимал, однако же, что долго так не протянет. Могут грянуть авралы. Может произойти ЧП на службе или в жизни. Он может, наконец, просто заболеть – что и случилось в прошлом месяце. Температура, кашель, насморк, лихорадка. Он на ватных ногах, превозмогая слабость, все равно брел сюда, в гараж – ведь сдохнут с голоду или от жажды эти твари, утонут в собственных нечистотах, лишатся воли к размножению.

Необходим был напарник. Точнее, сменщик. Тот, кто в трудную минуту подстрахует, заменит Утина. И кто при этом не разболтает тайну, не выставит человечков на всеобщее обозрение. Если о них узнают – это конец. Сюда, в гараж, набегут стада зевак, щелкоперов, экспертов, политиков. Развяжутся языки, начнутся чертовы обсуждения, изыскания, выяснения. Своими копытами вытопчет эта публика все здесь, в тихом гараже, здесь, в умиротворенной и безмятежной ныне душе Утина. И народец его тоже лишится покоя, мирного и безбедного существования. Человечков вынут из коробки, положат под микроскопы, рентгены, томографы, расселят по вольерам и террариумам, запротоколируют каждый шаг их, каждое движение. Ввергнут в сотни экспериментов, замучают бесконечными пытками – пытками перенаселением и одиночеством, роскошью и бездомьем, голодом и обжорством, свободой и неволей, диктатурой и демократией. Вот тогда-то припомнят эти глупцы, каково им было при Утине, когда каждый день приносил вдоволь еды и света! Вдоволь, вовремя и к всеобщему удовольствию!

Утин не раз перебирал в уме кандидатуры – и не мог найти подходящую. Жена, богомольная курица, точно не справилась бы – ее слабенький разум повредился бы окончательно. Друзей Утин не имел. Остаются сослуживцы. Мишкин? Нет, он самовлюбленный болтун – назавтра весь мир знал бы про человечков. Петров, заместитель Утина? Исключено. Петров, при всей его корректности и обходительности, интриган, причем недалекий, иначе сумел бы хоть кого-нибудь подсидеть. Да все они, кто в ближнем кругу, не смогут заменить Утина в таком ответственном деле. Все они воруют, кто толиками малыми, а кто и без стеснения, все они боятся разоблачения и дрожат за свою судьбу. Довериться им, открыть душу – себе дороже.

Единственный, на ком смог остановиться Утин – Николай Петрович, директор по безопасности. Николаю Петровичу доверял он многие служебные тайны, поручал такое, о чем нельзя говорить никому. И Николай Петрович просьбы и поручения выполнял скрупулезно. Но с другой стороны… «А, чем черт не шутит, попытаюсь!» – решил Утин. Устал он от своих метаний.

Как только оправился от гриппа, позвал Николая Петровича после работы с собой, в гараж. Сели у верстака, открыли бутылку дорогого коньяка, нарезали лимон.

– Светло тут у тебя, Сергей Сергеевич. Сразу и не поймешь, то ли гараж, то ли операционная, – сказал, морщась, Николай Петрович.

– Да, я тут провожу операции, – улыбнулся Утин. – По спасению.

– Будьте как дети и спасетесь, – пробурчал Николай Петрович, разливая коньяк. – Как говорил агент под прикрытием, трудоустраиваясь в детский сад.

Они долго трепались о том, о сем. Николай Петрович терпеливо ждал, когда шеф перейдет к делу. Пересказывал последние сплетни: Бородин вывел кучу денег из дочернего предприятия, Бабаева возмечтала о должности как минимум начальника управления, Мишкин на телевидении, в прямом эфире, сморозил очередную глупость.