Светлана Манухина - Шаг вперед

Да. Графический диктант – это для меня было целое испытание. Шесть клеточек вниз, пять направо, семь налево, две вниз, десять по диагонали. Более бессмысленное занятие трудно было придумать. Для меня несложно было выполнить все эти действия, но зачем? Я как-то сдал Нэлли Ивановне тетрадку с шикарным букетом цветов. Ну, во всяком случае, мне тогда так казалось. За то время, пока все рисовали черточки и палочки, я умудрился успеть нарисовать три ромашки, пять васильков и нечто похожее на розу. Когда я сдавал тетрадку, я представлял себе, как удивится и обрадуется Нэлли Ивановна. Воображение мне рисовало, как улыбка расплывется по ее лицу, и она, вздохнув, поднимет на меня свои глаза из-за очков и скажет: «Женя, это очень красиво. Ты действительно большой молодец!»

На следующий день впервые в школу вызвали мою маму. Я стоял за дверью, пока взрослые разговаривают. И ждал. Мне не очень было слышно, но что-то все-таки проникало через закрытую дверь. Меня поразили тогда слова Нэлли Ивановны. Она объясняла моей маме, что меня слишком рано отдали в школу, что при необходимости она может совместно с психологом написать специальное письмо для того, чтобы мне еще год побыть в подготовительной группе в садике.

– Ребенок совершенно не готов к школе, – говорила она, – он не может себя контролировать, не слушает инструкций, не выполняет заданий. Он делает только то, что хочется ему. Посмотрите на его тетрадки. Они все изрисованы котами, машинками и цветами. Вот это его вчерашний графический диктант!

И тут я понял, что это про мои цветы! Про те цветы, которые я нарисовал ей! Специально, чтобы она улыбнулась и порадовалась. А машинки. Да я просто соединял линии, которые получались от этого непонятного графического диктанта. Ведь так красивее и интереснее.

Я стоял напротив двери и не знал, что делать. Мне очень хотелось ворваться в класс и закричать, что это неправда. Что все эти котики, собачки и машинки – это и есть диктант, только улучшенный, реальный и понятный… Было поразительно, что мама никак ей не возражала. Она стояла и кивала. Я видел сквозь чуть приоткрытую дверь. Она соглашалась с ней. Качала головой, говорила, что обязательно поговорит со мной и, если необходимо, накажет… Моя мама – и накажет меня за это? За что? За котиков и машинок? За цветы, которые я нарисовал для Нэлли Ивановны? Я смотрел на них, на эти стены в школе и понимал, что это не реальный мир. Не мой. Они чужие…

На следующий день я идеально выполнил графический диктант. А еще через день мне улыбнулась Нэлли Ивановна. Кивнула головой и сказала, что, наверное, со мной так хорошо мама поговорила, раз я так здорово стал выполнять то, что она просит. Я ей ничего не ответил, но и цветов я ей больше никогда не рисовал. Мир школы для меня в тот момент потерял свою сказочную привлекательность. Я понял, что это еще один детский садик, только без тихого часа.

Я никогда не стремился учиться на отлично. А зачем? Я четко понял правила игры. Делай, как тебе говорят, и все будет хорошо. Тех, кто выпендривается, не любит никто. Ни другие ребята в классе, ни сами учителя. Под «выпендриванием» понимается любая твоя особенность, выходящая за рамки понимания окружающих, их заданий и установок. Живи по их правилам, и этот мир тебя примет. В общем-то мне это практически удавалось. Я смотрел на мир как бы со стороны, выполняя все его ритуалы. Я знал, что и где нужно сказать и как сделать, чтобы в журнале стояла нужная мне оценка. Нэлли Ивановне достаточно было кивнуть, и я понимал, что сделать, чтобы она была довольна. Решить задачку именно по той схеме, которую она дала – не вопрос. Заполнить ужасно скучный дневник наблюдений – какие проблемы? Зашел в интернет и посмотрел весь прогноз за прошлую неделю. Две клеточки слева, три справа, поставить число, написать аккуратно «Домашняя работа» – с этим справится и последний идиот. Во всяком случае мне так казалось.

Интереснее всего было смотреть в окно. Наблюдать за падавшими желтыми листьями или представлять, как на язык попадает снежинка. В этот момент мне казалось, что я нахожусь там, на улице. Бесконечно гуляю в парке. И перед мои взором открывается то одна, то другая дорожка. А я иду все время вперед. Меня манит глубина и свежесть парка. Почему-то представлялся именно парк, а не лес. Наверно потому, что мы с мамой когда-то много времени проводили в нем. И было как-то спокойно и ужасно хорошо тогда…

Из сладостного забытья меня выдергивало нетерпеливое постукивание карандаша по столу. Я старался не встречаться взглядом с Нэлли Ивановной. Я точно знал, что нужно делать: опустить покорно голову и усиленно начать писать в тетрадке – неважно что, важно демонстрировать бурную деятельность, понимание и покорность. А отдельно в другой тетрадке я рисовал и писал то, что мне хочется. У меня были страницы с волшебными кактусами, гномами, выглядывающими из-за сталагмитов и сталактитов, глаз дракона, растворявшийся во тьме, пасть неведомого чудовища, принцесса, бежавшая по дорожке, а ее тень, струящаяся из-под ног, догоняла ее, и форма у той тени напоминала то ли собаку, то ли волка. Это был мой мир. Только мой. Я его сам создал. И даже не думал о том, чтобы туда кого-нибудь пускать. Я открывал свою тетрадку и погружался в совершенно неизвестные, чарующие и пугающие приключения. Я сам управлял ими. Тени, деревья, миражи складывались именно в те картинки, которые хотел я. И там не было никаких правильных схем и заранее заданных путей. Там были только те дороги, которые придумал я сам.

Спустя несколько лет я познакомился с таким предметом, как литература. Пока у нас в начальной школе было чтение, я так остро не ощущал того, что и здесь есть «правильные схемы». На чтении мы проходили всякие сказки и рассказы, учились задавать вопросы, отвечать на них, высказывать свою точку зрения. В общем-то чтение мне нравилось. Оно было чем-то похоже на мою тетрадь. Я как будто заглядывал в чужой мир, таинственный и интригующий. Самое увлекательное, что далеко не всегда можно было догадаться, что придумают герои. В общем, мне нравилось. А вот литература меня удивила. Оказывается, в книжках есть свой потаенный смысл. И при этом строгий и правильный. Мне как-то новая наша учительница сказала: «Вы, Евгений, вообще не понимаете сути вопроса».

Она долго пытался объяснить, что идея книжки совсем в другом, герой хотел донести вот эту мысль, он думал об этих странных для меня вещах, а совсем не о том, что я себе нафантазировал. Она все повторяла и повторяла, что «надо смотреть в суть вещей, в глубину произведения». А мне казалось, что их просто нужно читать. Читать в удовольствие. Ведь когда я прикасаюсь к книжке, то открываю свой собственный мир. Тогда ко мне пришла мысль, что прежде, чем читать книжку, мне нужно узнать, как ее читать. Откуда? Наверное, из других книжек. Эта идея мне не понравилась. Я не хотел терять еще одну сказку. Я решил, что мне обязательно нужно читать книги до того, как мы их начнем проходить по программе. Для себя. Без всех. И обязательно должно пройти время, чтобы ощущение от самой книжки немного улетучилось, чтобы я смог о ней говорить уже отстраненно, принимая другие точки зрения. Я читал мысли критиков и говорил их словами. Интересно, что мне вполне удавалось успешно рассуждать их языком и сохранять в своем восприятии свои ощущения и впечатления, не выдавая их. Частенько они не совпадали с их мнением. На меня как будто смотрели два разных героя, а я говорил о двух разных произведениях. Такое же ощущение бывает, когда смотришь разные экранизации. Я чувствовал себя режиссером. Представлял себя им. Смотрел на класс как бы извне и говорил правильные вещи, ловя одобряющий взгляд учителя, а про себя улыбался своей тайне.