Лариса Порхун - Дочки-матери

1

В доме с самого утра творилось что-то невообразимое! Все бегали, носились со стаканами, тарелками через двор во времянку и обратно, хлопали дверями, смеялись, болтая и перебивая друг друга. Эта суета продолжалась скорее по инерции, чем по необходимости, т.к. все было готово к приезду молодых и их гостей. Сегодня Зойка (вторая по старшинству) первой из четырех дочерей Иваковых выходила замуж. Во дворе были накрыты столы, расставлены приборы. В центре, через небольшие промежутки, стояли плетенки, кувшины и салатницы с нарезанным хлебом, домашними соленьями, компотом и винегретом. Бутылки «Московской», несколько банок консервов «Шпроты в масле», и дополнительная стопка тарелок с тоскливой бледно-голубоватой надписью «Общепит», были сосредоточены на краю стола и находились под строгим надзором старших тетушек – Матрены и Любы.

В летней кухне, с помощью матери и двух-трех ближайших соседок дожаривались оставшиеся партии телячьих котлет (в честь такого события забили бычка), из огромной, дымящейся кастрюли (выварки) раскладывался по мискам свежесваренный картофель. Этот свадебный день в начале осени выдался солнечным и безветренным. Но хотя было довольно тепло и отцом до конца ещё не был снят виноград, чьи тяжелые розово-фиолетовые гроздья с седым напылением, то и дело попадались на глаза среди пожухлых листьев, – все понимали, что очередное жаркое и сухое казахстанское лето ушло в этом году безвозвратно, и с каждым днем будет только холоднее.

Нина и Вера – младшие Зойкины сестры сидели на лавочке в самом конце стола, поближе к воротам, встречая прибывающих гостей и, находясь в беспокойном ожидании свадебного кортежа. Это беспокойство проявлялось в том, что самая младшая из сестер – четырнадцатилетняя Верка, – длинноногая, худая девочка, с головы до ног усыпанная крупными, как горох, коричневыми веснушками, без конца выбегала за калитку глянуть, не едут ли. Затем она бегом возвращалась назад к сестре Нине, плюхалась на лавку рядом с ней и в который раз скороговоркой произносила:

– Пока нет, но, конечно уже скоро, скоро. Зато к нам идут дядь Ваня, с теть Машей – нарядные, жуть! С цветами, прямо! – захлёбывалась Верка.

– Тише, ты, чуть лавку не перевернула – шикала на неё семнадцатилетняя Нина. Она тоже находилась в предвкушении чудесного действа, и еле сдерживалась, чтобы не вскочить и не броситься самой к воротам, на ходу обгоняя долговязую Верку. Но, во-первых, ей скоро 18, а взрослым девушкам не пристало носиться по двору, как малышне, во-вторых бездетные тетушки с того конца стола уставились на неё и о чем-то говорят, наверное сплетничают про них с Петькой, в-третьих, охота была туфли сбивать новые. Невысокая, плотная, коротко стриженая Нина в повседневной жизни была медлительной и неактивной. Некоторое время Верка сидела молча, от волнения и переизбытка чувств, исполняя какую-то немыслимую чечетку, после чего срывалась и опять бежала к калитке. Нина оживилась, – из дома вышла Людмила – старшая сестра и остановилась под виноградником. Люде шел двадцать второй год, в простой светлой кофточке и темной юбке, с прической «каре», она выглядела очень мило и напоминала актрису Веру Алентову из фильма «Москва слезам не верит», который выйдет на экраны только через девять лет.

– Люд, иди сюда! – позвала Нина. Мельком глянув на сестру, Людмила неопределенно махнула рукой и пошла за дом, в сторону огорода. «Вот, бедная, переживает, – глядя ей вслед, думала Нинка,– Ещё бы, кто угодно запереживает, если твоя сестра, которая младше тебя на два года выскакивает первой замуж. Вот и мама, расстроенная и тетки все время судачат об этом».

– Едут, едут! – заверещала хором с остальными наблюдателями Верка. Тут все пришло в смятение: гости подхватились и всей толпой направились к воротам, тетушки, прикрыв сгоревший низ каравая (Матренин грех) фольгой и выложив его на рушник, двинулись туда же. Стали искать отца, которого нигде не было видно, мать с иконой для благословения молодых побежала на задний двор. Отец со старшей дочерью сидели на лавочке возле бани и о чем-то тихо разговаривали.

– Сашка, да ты чё! Нашел время болтать – приехали уж, идем! – как всегда скороговоркой выпалила Валентина.

«Кортеж» состоял из двух машин – желтой «копейки» с женихом и невестой, свидетелем и свидетельницей, водителем – хозяином машины, по совместительству мужем какой-то из тетушек и белого «Москвича», в котором ехало уже шесть человек. Именно в этом славном представителе «застойного» автопрома находились самые преданные из друзей брачующихся. Те кто рискнул в таком плотно укомплектованном виде прибыть на регистрацию брака Зои и Валерия в Алма – Ате, а затем, преодолев 40 км, примчаться в родовое гнездо невесты Зои, село Дмитриевку. И надо отдать им должное: все молодые люди вышли из машины, хоть и в слегка помятом, но приличествующем случаю, восторженно-приподнятом настроении.

Свадьба была в самом разгаре, когда Люда, страдая от дикой головной боли, решила пойти в дом. Поеживаясь то ли от вечернего холода, то ли от цепких сочувствующих взглядов, она зашла в самую дальнюю из комнат – родительскую спальню и присела на кровать. Вообще-то мать отправила её сюда за таблеткой от головной боли, но такое облегчение было оказаться в тихом месте совсем одной, что совершенно, ни на что другое сил не осталось. Больше всего ей сейчас хотелось оказаться в своей комнате общежития пединститута, с беззаботными, веселыми соседками – Танькой и Иркой. Вот уж кто точно своей милой болтовней, шутками и нескончаемыми историями отвлек бы её от грустных мыслей. Самое отвратительное – эти внимательные, жалостные, изучающе-дотошные взгляды родственниц, соседок-тетушек-кумушек: «Достаточно ли она страдает, оттого, что младшая сестра перескочила через неё и вышла замуж первой?», «Как сильно она ненавидит теперь Зойку?», «До конца ли осознаёт эта семья, что младшая перешла дорогу старшей?» и все в таком же духе. Люда и не думала ни о каком замужестве, и не знала, что есть что-то плохое в том, что младшая сестра раньше выходит замуж, чем старшая. До сих пор ей казалось, что люди принимают решение вступить в брак, несколько по иным причинам, вне зависимости от их возраста. Так она думала, до тех пор, пока ей не сказали, что она заблуждается, что думала она неправильно, что ей «перешли дорогу, неужели ты не понимаешь этого!?» Она злилась на себя, из-за того, что позволила всем этим необразованным сплетницам, над которыми сама всегда посмеивалась и в глубине души презирала, запудрить себе мозги и испортить настроение в такой важный для сестренки день. Тётка Мотя и за праздничным столом маму достала.