Наталья Макарова - В начале

Когда Богдан скрылся в спальне, Евдокия заметалась по кухне и сеням. Искала давно забытый красный угол с иконами, но он находился в комнате, где ей не удалось бы остаться со своей совестью наедине. Тогда она выбежала во двор.

С высоты небес на нее смотрели яркие огни звезд, напоминая суровый взгляд, прожигающий ее насквозь: «Я все вижу, от Меня не спрячешься!» Евдокия рухнула на колени прямо рядом с крыльцом и, сложив руки на груди, быстро-быстро зашептала молитву:

– Господи, прости меня, грешную! Не ведала я, что творила! Моя это вина, мой грех. Но сын ведь мой ни в чем не виноват! Не дай ему сбиться с пути, не дай услышать чужих завистливых речей. Пусть он никогда ничего не узнает! Меня накажи, грешную, а он пусть не знает людских грехов и неправды…

Богдан еще не успел улечься, когда услышал, как хлопнула дверь. Посмотрев в окно, он увидел коленопреклоненную мать, с неистовством обращающуюся с молитвой к небесам. Эта сцена озадачила его, но сейчас он чувствовал себя слишком уставшим, чтобы разбираться в происходящем. Поэтому он просто лег и закрыл глаза, оставив все размышления на потом.

Поведение матери в тот вечер очень удивило Богдана, однако он не осмелился задавать ей вопросы – понял, что здесь кроется что-то очень личное. Но, проходя в очередной раз мимо сельской церкви, он впервые остановился и задумался.

Ходить в храм в их семье было не принято, хотя многое односельчане стекались туда постоянно. Родители, не отличающиеся набожностью, детям тем более этого не прививали. Случалось им, конечно же, слышать колокольный звон и встречать крестные ходы, но на свои вопросы старшим они получали маловразумительные ответы. «Это церковь. Там молятся Богу. Кто верит – тот и ходит», – вот и все, что с детства говорили об этом Богдану и его брату.

В одной из комнат их дома находился красный угол – полка с иконами, завешанная вышитым рушником. Но там не только никто не молился, туда и заглядывали-то редко – разве что убрать осевшую пыль. И Богдан привык не замечать икон, не задумываться о них, жить рядом с ними, как с любым домашним атрибутом.

Также равнодушно ходили они и мимо храма. Ни многолюдные церковные праздники, ни дивное пение, ни блеск куполов с крестами не вызывали их любопытства, как нечто привычное, но не имеющее для них никакого значения. Матвей то по делам, то на очередное свидание всегда пробегал церковь без оглядки. Богдан, хоть и восхищался красотой архитектуры пятиглавого храма и совершенством его взмывающей вверх колокольни, но любовался всем этим лишь глазами. Душа же его оставалась спокойной.

И вот, став невольным свидетелем материнского молитвенного порыва, Богдан вдруг посмотрел на храм другим взглядом. Если даже мать, таясь ото всех, взывает к высшим силам, значит, во всем этом что-то есть? Парень смотрел на белокаменные стены, на украшенный кокошниками шатер колокольни, и пытался осознать, что скрывается за всем этим, кроме кирпича и штукатурки. Батюшка Александр, выходя из церкви, заметил любопытствующего молодого человека и окликнул его:

– Мир тебе! Что ищешь, чадо? Зайди в храм Божий – обязательно найдешь.

Богдан смутился и отступил на несколько шагов назад.

– Нет… я, это, я потом… сейчас не могу.

Ускоряя шаг, он пошел все дальше и дальше от церкви, не задумываясь, куда идет. Он шел быстро и не оглядывался, хотя в действительности ему очень хотелось бы зайти в храм. Но он не знал, как это сделать. Как вести себя? Что говорить? Как подойти к образам? Да и зачем? Богдану было неловко показать свое невежество, поэтому он предпочел сбежать, но не обнаружить его.

Дома он вспомнил о семейных иконах и полез в красный угол, чтобы рассмотреть их. Он стирал с них ладонью пыль, вглядывался в их ничего не говорившие ему лики и пытался постичь смысл их предназначения. За этим занятием его и застала мать.

– Богданя, ты чего? – Евдокия удивленно смотрела на сына, который залез на табуретку и, так и стоя на ней, держал в руках изображения Казанской Божией Матери и Спасителя.

– Я? Да так, ничего. Просто посмотреть решил, – Богдан почувствовал себя так, словно его застали на месте преступления.

Он в спешке поставил иконы на место, задел другие образа, и они с грохотом попадали на полку. Парень, торопясь еще больше под изумленным взглядом матери, кое-как снова поставил их, совершенно не соблюдая порядок расстановки, быстро задернул занавеску и слез с табуретки.

– Я – ничего, – по инерции оправдывался он, хотя мать и не думала выражать недовольство, – я – просто посмотреть.

Покрасневший до ушей, он бегом пробежал мимо матери, выскочил во двор и – дальше, за калитку. Сейчас он не был готов пускать постороннего в свои искания и размышления, пусть это была даже его собственная мать. К стыду от неумения вести себя в храме добавился стыд от того, что его любопытство было застигнуто врасплох. Он и сам не мог объяснить, что же такого предосудительного совершил и из-за чего убегает. Просто пока он не был готов разделить с кем бы то ни было переполняющие его чувства. Это были его личные, непродуманные, непонятные, но оттого таинственные и притягательные порывы.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.