Виктория Травская - Сопротивление материала. Том 2. Мучительная сладость бытия

– Куда-нибудь поедешь?

Валя пожала плечами.

– Ещё не думала…

Так всё и шло, ни шатко ни валко. На фабрике все привыкли к их с Петькой встречам, но даже досужие сплетницы устали гадать, чем кончится этот странный Петькин зигзаг. Валя ловила себя на том, что стала ждать этих встреч с некоторым нетерпением, а после них испытывать лёгкую досаду. Она не могла понять причин этой досады – её кавалер был безупречен, а проведённое с ним время не доставило ничего кроме удовольствия… Может, это потому, что она его не любит? И всё-таки брак по рассудку (если брак вообще входит в Петькины планы) – не для неё?

И вдруг однажды Петька не зашёл за ней по дороге на работу. Не обнаружив его возле подъезда, Валя растерялась. Но, потоптавшись с минуту на крыльце, решила идти – догонит, не опаздывать же из-за него, в самом деле! Но когда он так и не пришёл на работу, разволновалась всерьёз. С телефонами тогда в Раздольном было негусто: на предприятиях и в учреждениях ещё стояло по одному аппарату, а в квартирах они по-прежнему оставались большой роскошью. Валя знала, что Петька снимает комнату где-то в районе вокзала, но где именно – могли знать только не названные им две девицы, с которыми он, по его выражению, «закрутил». Можно, конечно, поспрашивать, и товарки в два счёта выведут её на них, но Валя даже думать об этом не хотела. Вдруг её осенило: отдел кадров! Она спустилась на первый этаж и по галерее вошла в здание фабричной администрации. Через несколько минут адрес, выведенный на листочке каллиграфическим почерком, был у неё в руках, и Валя стала с нетерпением ждать окончания смены. Она ходила по цехам, привычно выполняла привычную работу, но мысли её были далеко – настолько далеко, что она даже не замечала вопросительных взглядов работниц, умиравших от любопытства, куда же подевался их инженер. Но спросить об этом у неё никто так и не осмелился.

Это оказался двухэтажный дом дореволюционной постройки. Парадная дверь, судя по её виду, давно не использовалась, и Валя зашла в ворота, за которыми оказался уютный дворик с лавочками под старым ореховым деревом. Она огляделась. Во двор выходило несколько дверей, на которых, где табличкой, а где и просто краской, были обозначены номера квартир. Восьмая… Вот она, в самом углу двора. Не найдя звонка, Валя постучала – сперва тихо, потом решительней – и напряжённо прислушалась. За дверью было тихо, и она уже повернулась к ней спиной, ища признаков жизни в других квартирах, чтобы спросить у жильцов об их соседе, когда услышала, как позади неё открылась дверь. Валя резко обернулась. В дверном проёме стоял Петька, каким она его никогда не видела – в мятой клетчатой рубашке навыпуск, взъерошенный, под глазами тёмные тени. Но на этом бледном лице уже сияла обаятельная Петькина улыбка.

– Петя! – Валя нервно стиснула сумочку. – Что случилось?

– А, ерунда… – Он вяло махнул рукой. – Я, кажется, отравился. Прости, что не предупредил. После промывания желудка проспал целый день. Заходи, – он шагнул назад, пропуская. – Только у меня, наверное, страшный беспорядок…

Валя впервые оказалась в холостяцком Петькином жилище. В крошечной тёмной прихожей было две двери, за одной из которых, сейчас распахнутой, виднелась комната, а другая была плотно закрыта. Петька помог Вале снять плащ – день был сырой и ветреный – и она шагнула в комнату.

– Располагайся, я сейчас! – произнёс Петька за её спиной, и она услышала, как скрипнула та, другая дверь.

Это была темноватая маленькая комнатка с дощатым крашеным полом. Справа от окна стоял диван с постелью, хранившей следы беспокойной ночи – простыня смята, одеяло сбилось в ком. Прямо перед окном – стол, покрытый чистой клетчатой скатертью, на окне – ситцевая занавеска. Два венских стула. Напротив дивана – этажерка, заполненная книгами, над ней какая-то репродукция в раме. Валя повернула голову. Справа от входа, в ближнем углу она увидела старинный резной буфет, на котором стояла маленькая электроплитка с эмалированным синим чайником. «Кухня!» – хмыкнула она и вдруг почувствовала, как защемило сердце. Петька, такой холеный, изысканный – здесь! В этой жалкой берлоге! «Ну а чего ты ожидала? – спросила она сама себя. – Княжеских хором? Штата прислуги?» Он всегда производил впечатление барина, и она никогда не задумывалась о том, куда он уходит после того, как расстаётся с ней у двери её квартиры… «Небось, ест что попало, перебивается сухомяткой. Вот и отравился!»

Он вернулся – умытый, причёсанный, пахнущий свежестью, рубашка заправлена в брюки. Только тёмные круги вокруг глаз никуда не делись. Они стояли лицом к лицу, и Валя вдруг увидела другого, настоящего Петьку – без всей этой блестящей шелухи, которую прежде принимала за его натуру. Измученного нездоровьем. Немного растерянного. С немым вопросом во впалых глазах. Она шагнула ему навстречу и обхватила его голову руками.

На следующий день они подали заявление в ЗАГС и отправились к Валиному отцу. Он придирчиво разглядывал дочкиного жениха, но был вежлив и гостеприимен, и Валя была ему за это благодарна. Когда Петька наконец ушёл к себе, она пошла на кухню мыть посуду. Старик Руденко вошёл следом, закурил у открытой форточки.

– Ну что, пап? – спросила Валя через плечо. – Выноси приговор.

Отец глубоко затянулся, медленно выдохнул дым в форточку.

– Поглядим… Не так я представлял будущего зятя, но ухаживал он хорошо, правильно. Может, и выйдет что. Тебе жить.

Дочь, которая замерла в ожидании ответа с мокрой тарелкой в руках, откликнулась:

– Ну, и на том спасибо.

Свадьбу не играли – решили не дразнить несчастных жертв Петькиного неотразимого обаяния. Просто расписались в ЗАГСе и посидели дома, тесным кругом: молодые, отец невесты, приехавшая по такому случаю Петькина мать, пожилая учительница из Тамбова, Катя с мужем – в качестве свидетелей. В отпуск, в Геленджик, поехали уже вместе.

Всё это время, с того вечера, когда она пришла к Петьке, она была головокружительно счастлива. Казалось, будто все двадцать шесть лет она копила силы для этой запоздалой первой любви, и теперь любовь, освобождённая наконец от твёрдой скорлупы, расправила могучие крылья, вылупившись не птенцом, а взрослой птицей: Валя не ходила, а летала, не чувствуя под подошвами земли. Все говорили, что она необыкновенно похорошела, но Валя, которая с детства привыкла к комплиментам, не придавала этому значения, пока наблюдательная Катя не высказалась более определённо.

– Ну, наконец-то! – воскликнула она, открывая дверь подруге в ближайшее воскресенье после их первого с Петькой настоящего свидания. – Спящую красавицу разбудили.

– Откуда ты знаешь? Это так заметно? – смутилась Валя.