Валерий Касаткин - Избранное. Том 2. Повести, детективы

– Чтобы не вызвать подозрение у других бойцов твоим интересом к этому человеку, я, как разведчик, сначала сам подойду к нему и приглашу в укромное место на разговор.

Спустя некоторое время Кузьма Трофимович, стоя под раскидистой елью, докладывал Степану:

– Есть в отряде боец, который, возможно, не за того себя выдаёт. Он назвался крестьянином и колхозником. А руки его говорят о том, что они крестьянской работы никогда не видели.

Контрразведчик хмыкнул:

– По-твоему, Кузьма Трофимович, если человек колхозник, то его руки должны быть в навозе и в мозолях.

– А хотя бы и так. Ему за сорок, но это не главное. А главное то, что у меня есть факты.

– Тебя, товарищ Голубев, следовало бы зачислить в нашу команду. Ну, каковы твои факты?

– Когда мы прошлой весной помогали местному населению с пахотно-посадочными работами, то я этому бойцу, между делом, предложил походить за плугом, а не коня водить в борозде.

Степан усмехнулся:

– Отказался что ли?

– Отказался, сославшись на какой-то застарелый перелом руки.

– Очень заслуживающий внимания факт, и как же этого лентяя с белыми ручками зовут?

Голубев быстро скрутил «козью ножку».

– Это Никифор Петраков. Кстати, вы там у себя хорошо его документы проверили?

– Этого я не помню, – пожал плечами Степан, – проверю. Ну и какой ещё у тебя есть неопровержимый факт в отношении этого Никифора?

Кузьма Трофимович подкурил самокрутку.

– Смеётся тот, кто смеётся последним. Когда я у него в разное время невзначай спрашивал, когда сеют озимые, когда телится корова, где и как он мелет зерно, то Петраков всегда уходил от ответа, переключаясь на другие темы.

– Я из города, поэтому не знаю ответов на многие эти вопросы, – хмыкнул Степан.

– А ты попробуй задай такие вопросы настоящим колхозникам в отряде, так они дадут такие исчерпывающие ответы, что сам не возрадуешься, – Голубев полной грудью сделал затяжку самокрутки.

Контрразведчик стал серьёзным.

– Так, товарищ Голубев, давай только без самодеятельности. Одно дело выдавать себя за другого по каким-то личным мотивам, и другое дело, вредить отряду и советскому государству, – Степан закурил папиросу, – что мы можем ему предъявить? В чём его вина перед отрядом? Он предатель, трус? Уклоняется от заданий или тебе в спину стрелял?

– Ты – контрразведчик, ты должен врага носом, глазами и душой за километр чувствовать и видеть, – Голубев глубоко вздохнул, при этом пропустив через лёгкие очередную порцию дыма.

– Хорошо, я его проверю, но скажи: этот Петраков в разговорах хоть словом ругал советскую власть, товарища Сталина?

– Не замечал, но не нравится он мне, хоть убей. – Голубев погасил окурок о ствол ели.

Степан вдруг задумался, а потом произнес:

– Кое-что мне пришло на ум, и это надо проверить. Тебя, товарищ Голубев, попрошу к Петракову пока не цепляться.

Когда контрразведчик ушёл, Голубев посмотрел на Егора и спросил:

– Как ты думаешь, что пришло в голову Степану? Что странного может происходить в нашем отряде?

Алексеев, не задумываясь, выпалил:

– Как что! Силкиных, которые сожгли деревню, убили Гришу и радиста, вывели на чистую воду.

– Это уже в прошлом. Напрягай мозги, разведчик, что периодически появляется в отряде?

– В отряде бойцы часто находят вражеские листовки, – Егор вдруг хлопнул себя по лбу, – они могли прилететь и с неба, но по местам обнаружения большинства из них можно сделать вывод, что их доставляли в отряд по земле. Но для этого врагу надо было незаметно отлучаться из лагеря.

– Для этого есть ночь, очевидно, есть связной, есть где-то и обусловленное место для встреч. Против нас готовиться операция по окружению и уничтожению. Партизанская зона с сотней свободных деревень, со своими аэродромами, со свободными «Суражскими воротами», соединяющими отряды с большой землёй, в тылу немецкой армии фашистов просто бесит. Вот они нас и подрывают внутри, обещая сдавшимся золотые горы в виде обеспеченной жизни и доблестной службы на благо рейха. Но что-то я не припомню случаев перехода партизан на сторону врага.

– Мне тоже такие случаи неизвестны, но о наших выводах надо доложить Степану, – предложил Егор.

– Я уверен, завтра он сам к нам пожалует и скажет «спасибо».

Алексеев задумался. Он знал содержание многих немецких листовок, которые убеждали население, что партизаны наносят им больший вред, чем немецкая армия, что партизаны – это бандиты, грабящие свой народ. Фашистские листовки призывали и самих партизан сдаваться и обещали, что сдавшиеся будут обеспечены достойной жизнью, а их семьи не будут страдать. Тем крестьянам, которые не уйдут в партизаны, обещали передать в полную частную собственность крестьянские дворы и приусадебные участки, освободив от налогов, при этом пороча колхозный строй. Помнил Егор наизусть и стишок из одной листовки: «Бей жида – политрука, рожа просит кирпича!». Некоторые листовки призывали убить Сталина и убивать жидовско-коммунистических преступников. Знал Алексеев и то, что за хранение и даже чтение немецких листовок грозила смертная казнь, поскольку листовка являлась своеобразным «пропуском» для сдачи в плен с сохранением жизни. Зная это, Егор в случае обнаружения фашистской пропагандистской бумажки немедленно её сжигал.

Алексеев, выйдя из задумчивости, протянул руку Голубеву.

– Пора спать.

– Пора. Встретимся завтра.

Но спать разведчикам в эту ночь не пришлось. Степан «завтра» ждать не стал. Поздно вечером он прискакал в расположение батальона на своём вороном коне и, вызвав Голубева и Алексеева в дом командира батальона, сказал:

– Пошли брать Петракова, у меня с собой есть фашистская листовка.

В это время Петраков, сидя на лавочке возле маленького дома размером пять на пять метров вместе с сенями, выкурил самокрутку, вошёл в дом и гаркнул:

– Эй, Ванька, ты спишь?

С печки раздался голос:

– Я засыпаю, время отбоя.

– Маня, а ты?

Женщина, которая выглядела намного моложе своих пятидесяти пяти лет, отозвалась с высокой лежанки, пристроенной к печке:

– Тебя жду, Никифор.

– Ну, коль дождалась, слазь ты с этих нар и ложись на кровать.

– А ты что на нары полезешь? Ты на них не поместишься.

– Зато у тебя кровать двуспальная.

Маня притихла.

– Чего молчишь? Ты для начала, Маня, скажи, где твой муж и дети? Ты такая красивая, молодая, – мужчина снял с себя брюки, рубашку и расстелил кровать.

Женщина всхлипнула:

– Я – безмужняя. Был у меня один женатый мужчина, я после него даже поправилась, а в округе из-за этого заговорили о моей беременности. Но из наших отношений получилась одна пустота. Мужчина вскоре вернулся к своей жене.