Мария Ким - Мой телефон 03

Женщина вздрагивает.

– Молчи! Что за рвань на тебе опять, почему не говоришь матери, что оборвался? Ты вообще что сегодня ел? – И захромала на кухню, подволакивая сведенную ногу.

Солнце, выглянув на полчаса, снова занавесилось дождем.

– Внимательнее! Быстрее! Точнее! – Айна все еще злится. – На вот, во дворе надергала, – протягивает три полузрелые сливы.

Мы не имеем права на ошибку, и это не мешает нам регулярно ошибаться.

В квартире запах запущенности и небрежности, запахи нищеты и боли. Включаю свет, по углам разбегаются тараканы. Их необыкновенно много, шагу нельзя ступить, чтобы кого-то не раздавить. Хозяин покрыт бородавками от кончиков пальцев до макушки, уродливые кисты размером с куриное яйцо свисают с локтей.

– Что за папилломы?

– Нейрофиброматоз.

– Повод вызова?

– Потеря речи, спутанность сознания… Уже три дня.

Логика наших граждан неуловима и прозрачна. Ждать три дня, чтобы вызвать скорую.

«Общемозговые симптомы, но острого ничего нет, и анамнез. Опухоль?» В больнице исключают инсульт, находят новообразование. Больного отправляют домой – онкологией экстренные службы не занимаются. Рассматриваю снимок. Неоперабельно. Ищу в себе хоть какие-то эмоции. Пусто. Жалости нет, да и бог с ней. А сострадание? Авиценна говорит, сострадать надо и любить больного. Я не умею. Не знаю, как это делается.

Чем ближе утро, тем более странные сны видят люди.

Ночная подстанция похожа на казарму, полупустую после какой-то особо кровопролитной войны. На расставленных по углам фельдшерской диванчиках свернулись неподвижные тела. Их невозможно разбудить случайным столкновением с мебелью или пожарной сиреной. Они поднимутся, когда услышат свою фамилию по селектору, и, даже не пытаясь проснуться, отправятся на ночную прогулку по насквозь больному городу. В темноте на полутонах переругиваются планшеты; вибрируют и пищат, подзаряжаясь, кардиографы и дефибрилляторы. Техника никогда не спит, но, в отличие от людей, чинить сама себя не умеет. Ровно в 3 селектор оживает, и диспетчер неумолимо называет фамилии одну за другой: «67 на вызов, 13 на вызов, 9 на вызов». Тела поднимаются синхронно, их взгляды полны ненависти.

– Они там по будильнику болеют, что ли? – риторически вопрошает фельдшер Хольцман в безразмерной «скоропомощной» куртке.

– Ущербные часов не наблюдают… Мы сейчас к менту катались. Температуры нет, горлышко болит, от госпитализации отказ.

– Пристрелить из табельного оружия! – назначает лечение Хольцман и отправляется на пост.

С 2 до 5 ночи спят инсультники, сердечники, гипертоники и алкоголики. Просыпаются младенцы. Они орут на руках ополоумевших от недосыпа неопытных родителей, и родители готовы поверить в любую болезнь своего ребенка, лишь бы приехали всезнающие и всемогущие врачи и сделали что-то. Мы делаем жаропонижающий укол, и ребенок заходится в плаче вдвое сильнее, зато теперь обоснованно. Родители облегченно вздыхают.

– У тебя не получается, потому что ты не делаешь себе удобно. Переверни пациента, попроси полотенце, пересядь, включи свет. Вытащи язык из жопы и не стесняйся. Ты единственная, кто сможет им помочь, а значит, ты должна уметь. Тебе должно быть удобно. Не торопись, только когда ты уверена, начинай что-то делать, но не затягивай.

Я скольжу пальцем по контуру вены, выбирая удобную позицию для иглы. Не торопись. Не затягивай. Ты не лучше и не хуже, у тебя получится все, что получилось у других.

– На заправку?

– Давай, Толян.

– Мороженое будете?

– И так холодно, какое еще мороженое?

– А я печку включу!

От печки стекла мгновенно запотевают. Парковка становится призрачной. Подъезжает цистерна, идет слив. Айна дремлет, свернувшись в усталый клубок. Толян возвращается с мороженым.

Шоколадное. Четыре утра. Минус восемь. Кажется, это называют счастьем.

Смену я сдала вовремя, но вовремя уйти со станции не успела. «Подняться к старшему фельдшеру!» – свежим голосом бросила по селектору сменная диспетчерша и назвала несколько фамилий дежурантов старой смены. Тела дежурантов остались неподвижны на своих диванах. Я знаю, что они встанут минуты через две, им нужны силы, чтобы собрать непослушные гудящие мышцы. Или не встанут, и тогда диспетчер через четыре минуты позовет их опять.

Я поднялась на третий этаж. Третий этаж подстанции – административный. Здесь сидят заведующий, старший врач, старший фельдшер и статист. Отсюда статист с утра принимается обзванивать поликлиники, чтобы направить участковых терапевтов по адресам вызовов прошлой смены на контрольный визит. Есть ли у статиста другие обязанности, мне неизвестно. Старший врач подстанции приходит в рабочие дни с утра пораньше, проводит с дежурантами планерку и проверяет карты вызовов. Если карта написана с ошибками, возвращает ее фельдшеру с замечанием, чтобы жалобы больного совпадали с описанием в руководстве, а лечение соответствовало стандарту, и без самодеятельности.

Работа в кабинете старшего фельдшера бушевала созидающим смерчем. Все носились, орали, путались. Одна Алена была к хаосу равнодушна, собранна и спокойна.

– Десять бригад не дам, – говорила она в телефон, – болеют. Восемь будет. И педиатры. Вместе с педиатрами. Сима, позови мне их еще раз, надо раздать расчетки и определиться с отпуском, – это уже по другому номеру. – Неля, морфина много списали вчера, скажи им, чтоб не хулиганили, на старых запасах до четверга бы дотянуть, – фельдшеру аптеки, та выдает новой смене наркотики за соседним столом. – Маша. К тебе просьба. Пойдешь на центр диспетчером.

Я вздрогнула. «Маша» – это уже явно мне.

– Зачем? Это куда? И я не умею. И что с деньгами?

– На центр, в оперативный отдел. Поедешь сейчас к старшему диспетчеру, составите график, она тебе все покажет. Надо принимать вызова, там по сетке, компьютер, не сложно, должна понять. Там народу нет. Я уже студентов отправила и диспетчеров с подстанции, не скучно будет. По деньгам так же, я тебе линию в табель напишу, за надбавки не переживай. Пиши телефон отдела.

Так я на время стала диспетчером.

– Ало! Ало!

– Скорая помощь, 44-й, слушаю.

Среднестатистический житель, позвонивший в экстренную службу, взволнован, напуган смертельной опасностью и уверен, что время не на его стороне. Он никогда не помнит, какой телефон правильный: 030 или 103, а потому набирает 112. В 112 отвечает диспетчер, специалист широкого профиля по аварийным ситуациям, в медицине понимающий весьма поверхностно. Я не слышу, какие вопросы она задает заявителю, слышу в своем наушнике голос женский, усталый, с профессиональной хрипотцой.