Александр Завьялов - Театральные подмостки

Да, вот так загадка! И что теперь получается: я не умер и никакой трагедии не было? Это как? И если это – настоящий Иван Бешанин, тогда кто я такой? И ещё куча всяких вопросов навалились на меня, отчего я просто потерялся.

Самое обидное, что я не смог досмотреть спектакль до конца. Как только я увидел самого себя, моё сознание начало рваться и путаться. Я оказывался то тем Бешаниным, то этим. И где-то в начале четвёртого действия моё сознание отключилось, и я просто уснул.

Приснились мне, как гримёрши Аня и Маша спорят, есть ли у меня душа.

– Да нет у Вани души! – кипела Аня.

– Как это нет? – насупилась Маша.

– А так! Профессор Ламиревский его сам лично прибором смотрел.

– И что?

– А то! Даже малюсенькой душоночки, вот хоть бы с гулькин нос, не обнаружил.

– А что мы тогда гримируем постоянно? Это не душа, по-твоему?

– Я сама раньше думала, что душа, а оказывается – нет. Прибор не обманешь. Он человека насквозь видит. Профессор его сорок лет конструировал.

– Знаешь, а ведь это многое проясняет, – задумчиво сказала Маша. – Не было у Вани полёта души… Больше прагматизма. Даже старичку красивый гроб не уступил, себе забрал…

Потом и вовсе снилась какая-то тоскливая несуразица. Будто на кладбище случился необычайный наплыв гробов, и я никак не мог занять причитающееся мне тёпленькое место или, другими словами, холодную ямку. Мой красивый гроб выстоял огромную очередь, но его наотрез отказались принимать. И я так и не понял: то ли места не было, то ли меня не пустили по чьей-то указке. А ещё была там какая-то незнакомка в бежевом пальтишке (лицо я не запомнил). Она всё время крутилась вокруг моего гроба и явно что-то замышляла.

Таинственная незнакомка

Проснулся на сцене уже опустевшего театра. Зрительный зал зиял черной ямой, но на подмостках ещё оставались кое-какие декорации «Ящика Пандоры». От сна я сразу отмахнулся, как от беспросветной глупости, а сразу раздумался о случившемся на спектакле. А вдруг и правда, размышлял я, меня ещё можно воскресить, как говорили Оля и Лев Сергеевич? И всё дело в таинственной Ксении? А с другой стороны, кого, спрашивается, воскрешать, когда я там и так вроде как живой. Ум за разум заходит!

Неужели я действительно остался жив? Странно как-то… Когда человек живёт, он озабочен своим бессмертием и всё гадает: а существует ли душа? А здесь всё перевернулось вверх ногами, и я ломаю голову: существует ли моё материальное тело? Вот, стало быть, увидел себя живого в мире живых, и как прикажете понимать? Это реальная жизнь моего бренного тела или это просто мираж? Игры чужого разума, который потешается надо мной, или фокусы моего ещё не обвыкшегося сознания? Да уж, вопросы на грани помешательства, хоть кто голову сломит.

Я бродил по обезлюдевшему театру и сетовал на трудности тустороннего бытия. Как же невыносимо быть душой! Самое скверное, что нет никаких плюсов супротив бренного тела. Также маешься в одиночестве, и мучаешься, и страдаешь, и никаких сверхъестественных способностей, и никакой даже мизерной прибавки. Впрочем, мне тут говорили, что я ещё не совсем душа и якобы со временем эта заминка будет устранена.

Постепенно я стал забывать о спектакле. Вроде как надо разобраться с откровениями, постичь тайный смысл самого спектакля и всего произошедшего, но так уж устроен человек, что не очень-то он прислушивается к подсказкам свыше. А может, и не нет никакого сакрального смысла, и всё было затеяно лишь для того, чтобы я увидел себя живым и перестал роптать на судьбу? Видимо, мне нужно решительно отсечь все нити, связывающие меня с прошлой жизнью, отгрызть пресловутую пуповину и постараться наломать новых дров.

Помнится, Лев Сергеевич и Ольга говорили: мол, я кровь из носа обязан помочь таинственной Ксении. Она, если верить им на слово, моя любимая и родственная душа. А мне и самому невыносимо захотелось с ней встретиться или хотя бы увидеть мельком, узнать о ней, как можно больше.

Неужели эта Синичка и есть та самая милая незнакомка, моя таинственная зрительница? – думал я. Хорошо, если она. Мне уже кажется, что «Ревизора» я увидел её глазами. Эх, вот бы ещё раз, – может, повезёт, и я смогу её как-то рассмотреть.

Сел я, полон дум и раскаяния, на то самое место в зрительном зале, где на своего Хлестакова любовался. Сижу себе, мечтаю, а ничегошеньки не происходит. Пересел в соседнее кресло, потом – в другое, в третье… Словом, стал метаться по всему залу, как солнечный зайчик. И вдруг что-то заставило меня оглянуться. Повернул голову и вижу: на спинке кресла в пятом ряду… рыжая кошка сидит. Пушистая такая и хвост пушистый и чересчур длинный, как у лисы. Смотрит эта странная кошка на меня и глаз не сводит.

Весь такой радый, я пошёл к ней и прошелестел что-то вроде: «Кис-кис, кис-кис…» Мне показалось, что кошка даже улыбнулась, а в её взгляде будто читалось: «Да… И носит же земля таких…» Кошка подпустила меня совсем близко, и я уже мог достать её рукой и погладить. Но она тихо соскользнула вниз и скрылась под сиденьями кресел.

Я что-то крикнул – не помню, а в ответ хоть бы словечушко. И тишина точно ещё зловещей стала. Всё же у меня хватило ума понять, что кошка неспроста явилось, вроде как знак какой. Может, это и сама Синичка была? Должна же она, в самом деле, мне как-то помочь. Ну, чтобы я ей помог… И как-то мне это кресло особенным показалось. И правда, только в него бухнулся, и тотчас же утащило меня в прошлое.

На этот раз довелось мне посмотреть спектакль «Волки и овцы» А.Н.Островского (этот спектакль сняли из репертуара театра пять лет назад), где я играл Аполлона Мурзавецкого – или, правильнее сказать, пытался играть. Та же роль кривляки, и никакой глубины.

Стоит ли говорить, как я бездарно играл? Однако речь не об этом. В главном промашка вышла – не удалось мне разгадать тайну моей незнакомки. Видимо, решила Ксения помучить меня, довести до белого каления – такой шанс, как известно, ни одна женщина не упустит. Вот и повелось в моём театре: увижу рыжую кошку на спинке какого-нибудь кресла и сразу, готовый к нелицеприятным откровениям, на это место сажусь.

Где только моя кошечка ни сидела – и в первом ряду партера, и на последнем ряду амфитеатра, – видимо, на какое место моя зрительница билет брала, там и я оказывался. Может, и ошибаюсь, но, говоря по науке, выходит, точка в пространстве сохраняет информацию, а время можно туда-сюда двигать, как хошь и как угодно.

Ну и вот, спектакли я смотрел один за другим, с утра до вечера, «наслаждался», так сказать, своей бездарной игрой, а после собирал Синичку по крупицам и по крохам. И вроде как уже много чего собрал, а лица всё нет и нет. Пробовали ли вы полюбить кого-нибудь без лица, без глаз? Оказывается, можно и так…