Сергей Баталов - Раны, нанесенные в детстве

Узнав о грядущей покупке любимой внучкой Людмилой нового жилья, ей неплохо помогла бабушка Наталья. Она за пятьсот полновесных советских рублей продала хорошую дойную корову и тёлку; всю вырученную сумму передала внучке – "на дом".

Недостающие двести рублей добавил отец "Лёни" – дед Сергей....

Лето для мальчика пролетело незаметно. К сентябрю третьеклассник Семён немного вытянулся, загорел....

Осенью в доме – недостроенном пока – можно было жить всей семьей. Жить и понемногу доделывать изнутри.

В новом жилище своего места для ночного отдыха у Семёна по-прежнему не было.

Детская кроватка младшего братишки стала ему сильно мала.

Выросшие на бабушкиных творогах и сметанах ноги забавно торчали из прутьев кровати-клетки, когда Семен засыпал и вытягивался во всю длину своего худого тела.

Отношение отчима к Сёмке за лето изменилось кардинально.

"Лёня" больше не бил пасынка ремнем. Теперь он каждый день "угощал" Сёмку кулаками. Бил по голове, по спине, по рукам.... Бил, куда попадала его тяжелая мужская рука....

Если годом раньше, до переезда в новый дом, у Семёна бывали "разгрузочные дни" – времена, когда "Лёня" был снисходителен к нему, то теперь тумаки сыпались на мальчишку каждый день, без перерывов и выходных.

Мать пыталась заступиться за старшего сына, однако всякий раз наталкивалась на "железобетонный" аргумент гражданского мужа: – Я, что, этот дом для твоих е…ушат покупал?" Под "е…ушатами" имелись в виду Семен и – Ольга, которой исполнилось семь лет и которая тоже пошла в школу.

Поменялось отношение к Семёну и со стороны "тёток" – родных и двоюродных сестер "Лёни". "Тётки" его больше не жалели, сверлили неприязненными взглядами тщедушную фигурку мальчишки, о чем-то перешептывались за спиной....

Жить и находиться в доме из круглых и гладких бревен становилось непереносимо.

Сёмен стал "пропадать". После окончания уроков и группы продленного дня он, не заходя домой, прямо со школьным портфелем уходил куда глаза глядят.

Чаще всего его глаза "глядели" на дальние холмы, что подальше от дома; на каменный карьер, в котором время от времени бухали взрывы.

Сёмка садился на самый краешек гигантской рваной оспины в теле Земли, клал рядом с собой портфель.... Он закрывал ладошками глаза, представляя, что рабочие в карьере, отсюда похожие на мелких черных муравьев, однажды ошибутся и заложат заряд динамита такой сильный, что сюда, в дальний конец карьера прилетит камень и насмерть убьет его, Семёна.

Потом гремел взрыв, Семён отнимал ладони, смотрел вниз.... Камень не прилетал. А прыгать вниз самому было страшно. Умирать девятилетнему мальчишке не хотелось. Ему хотелось жить.

Но жить в одном доме с отчимом с каждым днем становилось все страшнее и опаснее.

Семен понимал, что рано или поздно ежедневные издевательства перевесят страх перед смертью и тогда он просто шагнет в бездну....

…Развязка наступила поздней осенью.

На первых, осенних каникулах Семёна неожиданно пригласил в гости соседский мальчишка. Мальчик Сёмке был почти незнаком; он даже не знал его имени.

Сосед был младше его на год или на два, и всё их общение ограничивалась совместными играми на перемене в начальной школе, где учились оба.

Чтобы хоть на какое-то время скрыться с глаз открыто ненавидевшего его отчима, Семёна в гости пошел. Пробыл он "в гостях" не долго. Час или полтора…

Распрощавшись с соседом, Сёмка заспешил домой.

Дома, воспользовавшись тем, что отчима нет, мальчик достал из портфеля книгу, которую взял в школьной библиотеке, устроился в кроватке поудобнее, углубился в чтение....

После гибели котенка литература осталась единственным прибежищем его израненной души.

Когда за окном стемнело, Семка задремал.

....Проснулся он от страшной боли. Отчим вытащил его спящего из кроватки, бросил на пол и нещадно бил кулаками.

– Лёня,! Что случилось? Объясни! – мать повисла на руках гражданского мужа – сожителя.

– Что произошло..... Что произошло.... Этот гаденыш сломал у соседей радиолу!

– Какую радиолу? – не поняла мать.

– Дорогую! – заревел отчим, отбрасывая мать Семена. Он замахнулся на пасынка, ударил его по голове, потом еще раз – по спине....

– Убью, тварь! – ревел отчим. Он отбросил в сторону тщедушное тело пасынка, поискал глазами что-нибудь поувесистее, потяжелее; не нашел.

– Да я тебя сейчас топором! – отчим хлопнул дверью. Мать Семена знала – топоры и лопаты находятся за домом, в углярке.... А еще за три года "брака" она хорошо изучила "Лёню".

– Бежим! – прикрикнула мать на Семку. Он толкнула в спину Ольгу, схватила на руки Олега и они выскочили на улицу....

Босиком.

Пара редких прохожих с нескрываемым изумлением смотрела на странную группу из взрослой женщины и трех маленьких детишек, которые бегом, по снегу неслись вниз по улице. Обуви на ногах не было ни у кого.

– Мам! Куда мы бежим? – задыхаясь, спросил Семён. От страха и пережитого стресса он не чувствовал ни холода, ни боли. Различал только хруст снега под ногами матери и сестры....

…В милиции дядьки с серьезными лицами налили им чаю, Семку и Ольгу посадили поближе к железному ящику, от которого шло тепло. Брат и сестра немедленно вытянули свои фиолетовые ноги к нему....

Много времени спустя Семен узнал, что это был за ящик. Однажды он заглянул под сиденье электрички и увидел точно такой же.

Мать написала заявление, и куда-то уехала с милиционерами в черном милицейском "Бобике". Через час она вернулась и Сёмку с матерью, Ольгой и Олегом на этом же "Бобике" отвели домой.

Отчима дома не было.

– Идите спать! – сухо приказала она сыну и дочери, присаживаясь у стола.

– А если этот вернется? – Семен старательно избегал называть отчима "папа", как от него требовала мать.

– Не вернется! Милиционеры сказали, что за сегодняшнее ему дадут пятнадцать суток.

– И потом он вернется?

Мать ничего не ответила, лишь утвердительно покачала головой. Она обвела глазами Семена, Ольгу, Олега.... Видно было – у неё зреет какое-то решение.

– Я сейчас ненадолго уйду! Вы закройтесь и никому не открывайте! Свет не включайте! Мать накинула на голову тёплую шерстяную шаль, подаренную бабушкой Натальей, выключила свет, тихо растворилась за дверью....

Вернулась она довольно скоро. Семен услышал скользящий удар по стеклу окна и тихий материн голос: – Открывайте! Это я!

– Ну вот что! – по внезапно просветлевшему лицу матери было видно, что она перешагнула некий внутренний рубеж, приняла какое-то важное и правильное решение. – Завтра мы уезжаем! В Яново! А сейчас разбираем шифоньер и шкаф, относим доски к соседке! Я только что договорилась!

– Мам! А как же дом? Ты вложила в него все свои деньги и деньги баб Натальи; и все лето на нем вкалывала как проклятая.