Михаил Араловец - Последний бой

Конкуренция между боксерами была жесткая, если не сказать жестокая. Каждый понимал, что выживет сильнейший и старались всеми силами подавить соперников. Не брезговали и провокациями.

Особенно не сложились отношения у Майкла с одним из американцев пуэрториканского происхождения по имени Габриэль, Габи. Во время спаррингов он дрался грязно, в клинче шептал на ухо типа «Урод», «Ты покойник», чтобы вывести из равновесия, в общем, тот еще подонок. Майкл терпел, но однажды пуэрториканец прошелся насчет его нетрадиционной ориентации. Это было прямое оскорбление. В родном городе Кузнецова за это могли и убить. Майкл молча ударил Габи. Тот рухнул как подкошенный – уже тогда удар у Майкла был что надо. На него бросился дружок Габи, но жидковат оказался против ветерана уличных драк рабочего района Челябинска. Майкл схватил стакан с обеденного стола и ударил им придурка. А потом добавил ногой в пах.

…На следующий день в тренировочном лагере появился сам Дэн Уолш – разбираться в инциденте. Майкла на время отстранили от тренировок, а пуэрториканца со сломанной челюстью отправили в больницу.

Они сидели с Дэном в кабинете для тренеров в ангаре.

– Рассказывай, – потребовал Уолш.

Майкл рассказал. Дэн Уолш долго молчал, а потом произнес:

– Пора тебе на ринг.

***

До этой встречи с Уолшем Майкл провел в лагере уже три месяца. Реально это были условия, напоминающие тюремные. Изнуряющие тренировки, спарринги, на которых он выплескивал накопившуюся злость. Кубинец Хорхе несколько раз уезжал на бои, а потом окончательно упаковал вещи.

– Меня отчисляют из лагеря, по их мнению я бесперспективный, – со злостью говорил он, бросая свои немудреные вещи в сумку. – Зря я с ними связался, только время потерял. Уолш обещал золотые горы, а на самом деле продинамил. И тебя ждет такая же участь, если вовремя отсюда не слиняешь. Помяни мое слово.

Вслед за ним из лагеря исчезли бразилец и канадец. Они ничего не говорили, но Кузнецов догадывался, что произошло. Вместо них появились новички. Число обитателей двухэтажного дома все время оставалось постоянным – для спаррингов нужно было четное число.

Майкл за это время несколько изменил тактику боя. Если раньше он работал первым номером, то теперь пробовал себя и в роли второго. Тем более у него был очень неплохой прямой правый в голову. Но чтобы исполнять роль второго номера требовалось определенное терпение, выносливость и умение держать удар. Этим Майкл и занимался в последнее время. После тренировок он оставался в зале и работал с грушей, а также дополнительно бегал кроссы среди бескрайных табачных и кукурузных плантаций. Вскоре он стал лучшим среди своих товарищей по тренировочному лагерю.

И когда Уолш сказал, чтобы он готовился к своему первому поединку, он едва не бросился обнимать промоутера.

***

Когда они с Гомесом приехали в клинику Берга, он приказал Майклу:

– Снимай свои тряпки и под душ. От тебя воняет, как от козла.

Майкл разделся и, пошатываясь, побрел в душ. Стоял там полчаса, пытаясь избавиться от запаха сивушных масел, которым пропиталось его тело за многодневную пьянку.

Когда он вышел, его одежда исчезла. Вместо этого Гомес бросил ему махровый халат.

– Одевай. Идем.

Они зашли в кабинет Берга. Врач встал из-за стола во весь свой двухметровый рост (в прошлом он играл в баскетбол) и, здороваясь, протянул свою огромную лапу гостям.

– Присаживайтесь. Я в курсе твоих проблем Майкл. Постараемся привести тебя в чувство.

Кузнецов оказался в идеально чистой палате, которая сверкала белизной, и рухнул на кровать. Через пару минут к нему зашла пожилая, ухоженная медсестра с капельницей.

– Руку освобождайте.

Она воткнула ему иглу, залепила пластырем и ушла, величаво покачивая крутыми бедрами.

Майкла пробил пот, его трясло, тошнота подступал к горлу, он стиснул зубы, чтобы не испачкать белоснежные простыни. Он выдернул иглу из вены, встал, преодолевая головокружение, сделал несколько судорожных шагов по направлению к двери. Ему было необходимо выпить, выпить во что бы то ни стало, чтобы пришло облегчение, чтобы снять напряжение, чтобы, черт возьми, его оставили в покое. Глоток, нет, лучше стакан доброго вискаря, водки, да чего угодно, чтобы избавиться от этого кошмара.

Он дернул за ручку дверь, один, другой раз. Она оказалась заперта. Он прохрипел:

– Сестра, помоги. Выпусти меня.

К его удивлению, его услышали. Только в палату вошла не сестра, а Гомес.

– Хочешь уйти? Пожалуйста. Никто тебя здесь не держит. Я объясню Уолшу, что ты слабак. Он поймет, но вычеркнет тебя из своей жизни. Иди, пей! Сдохнешь, никто о тебе не вспомнит. А если вспомнят, то будут смеяться: Хантер так крут, что смог просрать свою жизнь. Какая сила воли для этого нужна, ребята! Давай, дверь открыта! Но помни, обратной дороги нет.

Майкл посмотрел на Гомеса и молча вернулся в палату. Ему были по барабану слова и насмешки Гомеса, но Уолша он подвести не мог. Это был единственный его друг в треклятой Америке. Все остальные использовали или хотели использовать его.

***

Майкл провел за полтора года провел десять боев. Где он только не боксировал: в ангарах, ресторанах, гаражах. Денег за это он не получал. Напротив, все расходы на организацию боев нес Дэн Уолш.

Для Кузнецова эти выезды на поединки, как правило, в маленькие окрестные городки, были как праздник. Пожить в отеле, выспаться на хорошей кровати с большими мягкими подушками, сменить обстановку – это был кайф! К тому же Дэн давал деньги на карманные расходы. Он их тратил на телефонные разговоры с женой, которая осталась в России. Но это случалось нечасто, и после каждого такого выезда у Майкла портилось настроение.

Все десять боев он выиграл, семь из них нокаутом. Усиленные тренировки приносили свои плоды. Майкл ощущал возросшую силу и уверенность, и недоумевал, почему с ним не заключают контракт. Однажды он спросил об этом Уолша.

– Потерпи, – ответил тот, – трудись упорнее и все будет о*кей.

Чего-чего, а этого Майклу стало не занимать. За время, проведенное в тренировочном лагере, он закалился, словно златоустовский булат. На ринге Майкл теперь мог бесконечно терпеть под ударами соперника, а дьявольское упорство позволяло ему искать одну единственную ошибку, одну единственную прореху в защите противника, чтобы нанести свой коронный удар. Прямой правый в голову, который гарантированно ронял человека на настил ринга.

Но через полтора года, проведенные в тренировочном лагере, где давно стал ветераном, он сломался. Его адское терпение дало трещину. В лагере появился Уолш и у них состоялся разговор.