Злата Литвинова - В тридесятом царстве. Мудрые сказки

Говорят, Ева была сделана из ребра Адама. А реберная кость полая внутри! Злые языки судачат об отсутствии у дочерей Евы внутреннего содержания. Но ничего никогда не делается просто так. Не потому ли именно из полой кости созданы женщины, чтобы любовь мужчины могла наполнить их светом, радостью, мечтой, счастьем?

Почему в этом списке нет Любви?! Спросите у Туманки. Она, не задумываясь, ответит, что женщину нельзя наполнить любовью. Потому что настоящая любовь не глубоко внутри, а как раз снаружи. Она сияет в глазах, она трепещет в пальцах, она горит на коже, она обнимает мир. Простой земной мир, принесший так много счастья женщине, наполненной любимым мужчиной светом, радостью, мечтой и счастьем. А тянет ли ее домой? Нет! А когда на улице идет дождь, она любит надевать легкий плащ, и выходить на улицу, делясь своим счастьем с далекими небесными сестрами, навещающими ее каплями дождя…

Он всегда рисовал. С самого детства. Угольком на стене, акварелью, маслом… Он рисовал все, что оставляло след в его душе, все, что пленило своей красотой… И вдруг – страшное. Болезнь и боль. Черная дыра несчастий. Шкатулка Пандоры… Он ослеп. Для чего жить, если руки тянутся к кистям? Для чего просыпаться, если все равно вокруг -ночь?!

Молодой, красивый, талантливый… он стал никому не нужен. Он познал одиночество сразу за разочарованием. Прошел год, другой… В сердце поселилась тоска, руки перебирали ненужные кисти… Он учился различать цвета по температуре. Один горячее, другой – почти как лед. Он пытался научиться рисовать вслепую. Люди, которые видели эти картины, напрягались. Он это чувствовал, но не говорил никому, чтобы не отпугнуть и так не частых гостей. Хотелось любви. Обнять любящую женщину, прикоснуться пальцами к ее губам, провести рукой по волосам..

И чтобы она раскрылась в ответ… Чтобы помогала различать краски, чтобы вдохновляла и помогала. Чтобы любила. Да, любила, а не жалела! Любила всей душой. Его, слепого и такого беспомощного! И никому не нужного. Не нужна ему жалость! Наелся уже досыта! Страсть нужна, любовь, неистовство и преклонение… Он хотел преклоняться перед такой женщиной, которая полюбит его чисто и искренне…

Замкнутый образ жизни проложил угрюмую складку около губ… Люди говорили – складка мужества… Он не видел ее, но чувствовал, что это горечь сердца оставляет свой след.

Он любил прохладную погоду и ветер. Ветер – это мир, наполненный звуками. Это чувства, которых так не хватает! Он вышел на улицу… Бродил по улицам, слушая их дыхание, думал о жизни, о красках, разбросанных по дому, и о холсте на мольберте… Он пытался там рисовать…

Он очень хорошо ориентировался в городе… Какая разница, слеп ты или зряч, когда чувствуешь каждый камень, каждую стену, когда живешь общей жизнью с этим городом, и делишь с ни его душу? Быть может, лишь души слепцов могут стать частью души города, потому что у зрячих – совсем другие интересы.

И вдруг – непонятный вопрос странного собеседника, взявшегося из ниоткуда. Вопрос о счастье. Вопрос, созвучный его мыслям. Любовь нужна для счастья! И он будет любить!

Вот таким волшебным способом он нашел свою Туманку. Свою жену.

Может ли человек быть счастливым настолько, что счастье выплескивается через край, что каждая секунда жизни лишь радует и дарит обновленные ощущения растущего счастья?! Да, может. Особенно, если до этого ты был бесконечно несчастлив… Ты сравниваешь каждый миг своей прошлой жизни с любым мигом настоящего – и приумножаешь свое счастье!

Туманка стала учить его рисовать. Водила рукой с кистью по холсту, а потом предлагала потрогать свежие мазки… Он впитывал новые ощущения, и старался изо всех сил… Однажды она спросила:

– Ты раньше что любил рисовать больше всего на свете?

– То, что выглядит очень необычно…

– То есть то, что привлекло твой взор?

– Да, а почему ты спросила?

– А что тебя привлекает сейчас?

– Только то, что я слышу…

– А почему бы тебе не нарисовать звук?!

– Ты шутишь?

– Нет. Ты ведь можешь это сделать?

– Это невозможно.

– Я думала, что ты забыл о существовании этого слова, заполучив сам Туман в качестве тестя…

– Любовь моя, так ты серьезно?

– Абсолютно серьезно. Ты можешь нарисовать все, что захочешь, ведь ты самый лучший художник в мире!

И она стала учить его «видеть» звуки. Он рисовал, как первоклассник. Вначале звук ложечки, размешивающей сахар в стакане, потом звук машины, проезжающей за окном, а после уже шелест крыльев бабочки… Он научился рисовать звуки, и был так увлечен этим, что забывал о преданной и любящей жене, с готовностью подносящей кисти…

А она ведь любила дождь… Уходила, чтобы пообщаться с сестрами – дождинками. И от ощущения своей ненужности решила однажды не возвращаться. Отец Туман не спросил ничего. Он лишь сердито нахмурил брови…

Уже через два часа художник почувствовал, что дом опустел… А через три ему стало холодно одному. Он стал рисовать звуки пустого дома, и от картины повеяло жутким холодом. Он хотел сделать картину теплее и решил, что звуки пустого дома – это плохо. Нужно добавить гула. Ведь гулкая тишина говорит нам больше, чем абсолютная… Гулкая тишина – это объем, это мощь, это что-то старинное. Ну что ж, пусть будет не дом, а замок… Мой дом – моя крепость, ведь так говорят? Пусть будет замок… Старинный замок, где каждый шорох раздается эхом в огромном пространстве. И в этом пространстве он – совсем маленькая точка. Просто болящий нерв. Ему очень сложно было услышать звук пустого замка, поэтому он представил свой замок хрустальным. Как застывшие слезы, которые он хотел сейчас пролить, но не мог. Ведь мужчины не плачут.

Но звук пустого хрустального замка был совсем жутким. Звенящим. А звенящая тишина разрывала его сердце от чувства потери. Где его жена, ведь дождь давно закончился? Он мало уделял ей внимания в последнее время! Ведь он так увлекся своим новым умением… А этого умения никогда не было бы без нее!

Как много в жизни мы делаем во имя любимых, сами себе боясь в этом признаться! Как многим мы обязаны тем, кого начинаем ценить лишь во время их отсутствия! И пытаемся исправить то, что уже рухнуло, или пошло противными трещинами… Звук пустого хрустального замка, разъедающий его душу, был закрашен легкими мазками. Он вспомнил. Вспомнил, что она любила розы… Вспомнил их бархатистую мягкость на пальцах… У нее всегда стояли в вазах розы. Он стал ходить по дому, вытаскивая розы из ваз, и кроша их лепестки, в безумном желании что-то изменить, исправить… Лепестки растерзанных цветов сыпались на пол, который покрылся лужами воды из ваз, перевернутых художником в неконтролируемом отчаянии. Лепестки падали, ударяясь об воду, и он слушал этот звук, разрывающий его сердце. Как кисти оказались в его руках? Каким образом он нашел эти краски, отражающие боль и отчаяние, горе и раскаяние одновременно? Он рисовал звук падения лепестка розы на пол. Пол своего дома. Этого хрустального замка, пугающего его звенящей пустотой…