Людмила Андреева - Слабинушка

– Надоело ходить обросшим… – на что девушка молча улыбнулась, отвернувшись к окну.

…Дёрнув на себя калитку, Николай пропустил вперёд жену и следом зашёл сам. Между тем открылась дверь дома и на крыльцо вышла женщина в чёрной плюшевой жакетке и сером пуховом платке. Из-под полы чуть ли не до пят виднелась тёмная клетчатая юбка с цветастым передником. На её ногах были подшитые черные валенки.

Увидев молодых, женщина всплеснула руками:

– Ну, наконец-то пожаловали!.. Я уж думала, вы так и не соизволите ко мне явиться!.. – недовольно проворчала она. Окинув невестку оценивающим взглядом с ног до головы – коричневое драповое пальто с белым пушистым воротником, белоснежной вязаной шапочкой и коричневые сапожки – продолжила: – Долго же вы собирались, однако…

– Мама, мы не могли сразу же приехать… заявление подали, а там – целый месяц отработки. Без этого трудовую книжку не дают!.. – начал оправдываться Николай, а Настасья почувствовала себя неуютно.

– Ладно, заходите… Я схожу к Евсеихе. Похлёбка в печке, хозяйничайте и меня не ждите!.. – подойдя к оробевшей девушке, она неожиданно ласково улыбнулась. – Ты дочка давай, принимай в руки хозяйство! Теперь это твой дом… – сгорбившись подобно древней старухе под тяжким грузом лет, пошла по натоптанной в снегу тропинке. А ведь ей ещё и пятидесяти пяти нет…

В доме было чисто и тепло. Разноцветные домотканые половички-дорожки ручейками разбегались в разные стороны по крашеным суриком половицам. Возле двойного окна стоял самодельный деревянный стол со стульями, по бокам покрытый розовой скатеркой и сверху цветастой клеенкой. На окнах расшитые вышивкой ришелье белые занавески. Сверху до занавесок спускалась капроновая тюль. Справа за большой русской печью скрывалась аккуратно застеленная покрывалом с целой горой подушек в рюшечках железная панцирная кровать. Налево у стены находился старинный диван с высокой спинкой, дальше – раскрытая в другую комнату дверь. В углу висела икона с чадящей лампадкой… в зале, у бревенчатой стены, виднелся трехдверный шифоньер с большим зеркалом на дверце посередине.

Настасья, поставив сумку со стареньким, видавшим виды чемоданом, стала расстегивать пуговицы на пальто. А Николай, сбросив с плеча увесистый рюкзак в угол, стал снимать полушубок и лохматую рыжеватую собачью шапку. Быстро раздевшись, он помог снять пальто жене.

Застенчиво улыбнувшись, она сказала:

– Куда наши вещи положить?

Николай пожал плечами:

– Наверняка – в шифоньер…

– А твоей маме это понравиться, если я не спросивши займу полку?..

– Тебе было сказано, чтобы ты принимала хозяйство в свои руки… – Николай обнял жену и прильнул к её алым губам.

Настасья, смеясь, высвободилась из объятий:

– Слушай, если мы с тобой будем продолжать в таком духе, то и до прихода твоей матери не разберемся!..

– А ну все это к черту! Давай лучше, пока её нет, заляжем в постель…

Настасья заалела как мак. Шутливо ударив его по рукам, недовольным тоном произнесла:

– У тебя всё одно на уме, бесстыдник!.. – и, совсем разомлев от его ласк, прильнула к нему…

Когда в сенях послышалось скрип открываемой двери, Настасья пыталась освоить ухват. Николай показывал ей, как ловчее с ним орудовать. Их вещи так и лежали у порога.

– А вы что, и не ели ещё?! – удивилась мать, увидев пустой стол и вещи молодых, о которые она запнулась при входе. – Чем же вы тут занимались?.. – увидев вспыхнувшее румянцем лицо невестки спохватившись, невозмутимо и понятливо кивнула головой: – Ах, да… дело-то молодое!..

– Мы, мама, вас ждали, чтоб вместе пообедать… – нашелся Николай.

– Да какой обед, ужинать ужо пора… – мать, сняв жакетку и освобождаясь от платка, прошла к столу и села. – Ну что, освоилась?.. – её цепкие глаза буквально выворачивали невестку наизнанку. – А ты, гляжу, проворная… дела у тебя спорятся… молодец. Мне тут Колька-то сказал, что детдомовская ты, сиротка… – Настасья молча кивнула. – А родители-то, где ж?..

– Я не знаю. Меня на вокзале, говорят, нашли… – она потупила глаза и стала аккуратно нарезать хлеб.

– Что ж ты милая, над хлебом так издеваешься?! – Настасья испуганно посмотрела на свекровь. – Кто ж так режет?.. – взяв из рук невестки нож стала отрезать толстые, чуть ли не по три сантиметра, ломти. – Вот как надо. А то что этот твой кусочек?! Раз откусишь – и нет его! Разве ж так режут?! Кто увидит сразу подумают, что мы скупердяи, жмотничаем!..

– Мам, ну Настасья режет так, как полагается. По культурному… – он взял аккуратненький кусок отрезанный женой и кособокий материнский, возразил с легкой улыбкой: – Ваш – и не укусишь. В рот еле влезает, если вообще залезет!..

– Уж больно культурные нынче все шибко стали!.. – обиделась мать. – Ты забыл, откуда твои корни-то идут? Твои деды и прадеды – испокон веков землю пахали, хлеб растили! И над ним так не измывались, не кромсали такими кусочками – на свет видно!.. – она в сердцах сплюнула и осенила себя крестом. – Прости меня, господи!.. Ты городские замашки-то позабрось! Тебе они здесь не понадобятся! Господи, срам-то какой!.. Небось, не подавишься!..

Настасья успокаивающе тихонько взяла руку мужа. Тут в сенях хлопнула дверь и напустив морозного воздуха, в дом вошла немолодая женщина.

– Аграфена, я тут… – и увидев молодых, радостно вскинулась: – Ой, да ты не одна!.. Молодые приехали…

Аграфена, упреждая весь её словесный поток, недружелюбно прервала:

– Что ты хотела-то?

Та внезапно стушевалась:

– Да ладно, ладно… я в другой раз зайду, это не к спеху!.. – махнув рукой, вылетела в сени…

– Дуня, постой!.. Вот малохольная! Ну, нисколько не меняется!.. – вскочив со стула, Аграфена подняла с плеч платок и выбежала вдогонку.

Настасья с Николаем переглянулись и рассмеялись. Минут через десять мать вернулась и в раздражении хлопнула дверью так, что невестка чуть ли не подпрыгнула у печи, разливая черпаком суп из чугуна.

– Делать мне больше нечего, как слушать бредни сивой кобылы!.. – сев за стол, она сердито поджала губы.

– Мама, зачем тетка Дуня приходила? – Николай с любопытством посмотрел на мать.

Та посмотрела на сына и перевела взгляд на подошедшую невестку с тарелкой дымящегося супа и сменила гнев на милость.

– Да ладно, ерунда какая-то, и говорить-то не хочется… – она махнула рукой. – Давайте будем есть, а то я голодная. Да и вы небось, тоже…

Настасья разложила перед каждым ложки и смутившись, подняла глаза на свекровь:

– Вы мне потом пожалуйста, покажите куда можно будет положить вещи…

– Как же милая, как же… все покажу. Я вам несколько полок освобожу. Мужнины вещи, которые Кольке не пойдут в сундук положу, что в клети стоит… – Николай с улыбкой на губах сел за стол. – А ты что как малохольный лыбишься?!