Мария Махоша - Отмытые двери. Повесть о дверях и людях

– И чтоб спички повыковыряла, все до единой! – голос у соседки был на редкость противный, резкий, с провизгиванием на всех звенящих и просвистыванием на всех шипящих. – А нет, так пусть собирает манатки и катится отсюда поздорову. Нам тут тоже как-то жить надо и жили пятьдесят лет без нее, горя не знали, а теперь вон что! Понаехала! Мне вот с собакой гулять пора, плачет вся, девочка моя. Я как дверь-то закрою?

– Извините, давайте я погуляю пока, – потупившись, смиренно предложила Инна, завязывая пояс слишком красивого для такого случая яркого цветастого халата на второй узел, но, услышав, как старушка со свистом набирает ноздрями необходимый для вопля запас воздуха, торопливо прибавила, – а потом выковыряю спички, все до единой выковыряю!

Соседка ухнула в ответ, словно филин, таким образом спустила немного давление в орущих клапанах и на повышенных тонах продолжила:

– Это с чего моя бедная Блонда должна делать прогулку с непонятным, чужим, совершенно не любящим её человеком, скажите мне на милость? Ладно все мы за нее пострадали, – старушка пальцем нарисовала стрелу снизу доверху, указывая на масштаб причиненного бедствия словно, заправский мотивационный спикер, – за что еще и псине от нее терпеть?

Ответ «Блонда скулит уж точно не от того, что с хорошим человеком пообщаться хочет, а по другой, простой и понятной причине» просился наружу, но не прошел цензуру. Дипломатия Инны, выработанная опытом многих прожитых неурядиц, взяла верх и так и не дала разгореться скандалу, ради которого старушка, собственно, и старалась.

– Ну, тогда давайте я посижу, покараулю квартиру, а вы пока с ней погуляете, – предложила она.

– Тетя Тоня, соглашайся уже, хватит девчонку мучить. И так ей досталось! – вступился Мишка, заспанный коренной житель средних лет из соседнего подъезда в застиранной футболке и пластиковых синих шлепках поверх спортивных носков, с прострелом на пятке.

Тетя Тоня огляделась, прислушалась: ни один замок не щелкнул, ни одна дверь не скрипнула. Ожидания, что в семь утра разбуженные криком соседи покинут свои норы и придут к ней на помощь, не оправдались: тишина и покой царили на лестничной клетке. Эхо воплей привычно растворилось в пролете пятиэтажки – эти стены не такое слыхали. Старушка имела недобрую привычку верещать по любому мало-мальскому поводу. Домофон, цвет стен, курильщики, приблудный кот, зеленые мухи, целующиеся подростки – каждое событие в подъезде искусно превращалось ею в скандал, и, когда, наконец, появился самый настоящий повод собрать соседей, ее праведный вопль остался без внимания. И немудрено: это тетя Тоня встала в субботу в четыре утра, успела размяться в разговоре с подругой, поругаться с телевизором и к семи уже истосковаться по крупномасштабным боевым действиям. Остальные жильцы жили в своем «молодом» режиме, когда понежиться в кровати еще хочется больше, чем ругаться.

Ну что ж, и один в поле воин! Баба Тоня расстроенно вздохнула, ткнула узловатым пальцем в размашистую корявую надпись на двери: «Инна из квартиры 15 ВОРОВКА», потом тем же пальцем ткнула Мишке в грудь до характерного стука о пустоту.

– Ищите дуру! Кто ее знает на самом деле? О хорошем человеке по всем дверям такое не намалюют, за хорошие дела соседям замки спичками не забьют! Ты из соседнего подъезда тоже в ее квартире небось случайно в такую рань оказался?

Мишка густо покраснел, потер предательский след от подушки на щеке, но промолчал, не найдя сколько-нибудь подходящей лжи в ответ.

– Иди, Мишка, гуляй с Блондой, воровка пусть спички выковыривает, а я за ней смотреть буду. И готовь тряпки двери мыть. Меловая краска-то, белила, отмоется у всех. Скоро проснутся, жди полподъезда в гости, святоша ни в чем не повинная.

Старушка так пристально посмотрела на предательски торчащие из халата Инкины коленки, что захотелось прикрыть их или, если уж не получится, провалиться под землю.

– Я быстро, только переоденусь… В рабочее переоденусь и приду скоро. Миша, а ты погуляй пока, а я быстро, – щебетала Инна тем самым поверхностным голоском, который умеют издавать только женщины: вроде как и говорит, много говорит, слишком много, а все мимо ушей. Эдакий фоновый щебет, создающий эффект бурной мозговой деятельности при ее полном отсутствии.

– Тьфу ты, надо быть такой бестолковой бабой, – пробурчала баба Тоня, махнула рукой и побрела уже к себе, как дверь квартиры номер пятнадцать приоткрылась.

– Мама, а мы в садик сегодня пойдем? – деловито поинтересовалась маленькая лохматая девочка в смешной пижаме с корабликами. – Ой, а кто это все двери поразукрасил?

«Как же хорошо, что Оленька еще не умеет читать!», – порадовалась было Инна, но баба Тоня была на чеку. Свершилось! Хоть кто-то в этом доме должен ее услышать!

– Это, деточка, боженька твоей маме послания на всех дверях написал, чтобы ума набиралась.

– Сам боженька? – дернула маму за штанину Оленька. – Он прямо здесь был, в нашем подъезде, и прямо тебе писал? А что ты такое хорошее сделала, чтобы к тебе сам боженька пришел? Можно я тоже такое сделаю, и он ко мне тоже придет? Только мне нужно читать выучиться, а то как я прочту, что мне боженька напишет?

Бесконечный поток детского лепета сразил соседку наповал: мамино умение щебетать дочка переняла безукоризненно и даже превзошла учителя. Перед детской логикой старушка была бессильна и ускорила шаг. Уж чего ей сейчас меньше всего хотелось, так это объясняться с маленькими девочками в пижамах. Баба Тоня на сей раз поняла, что дети не ее целевая аудитория, поэтому поспешно укрылась за дверью напротив.

– Пока, дорогой. Не скучай, соня, я быстро! К врачу, в банк, в магазин и бегом домой, к моему котику. Чмоки-чмоки.

Катерина махнула густым конским хвостом до пояса и перед уходом эффектно покрутилась, продемонстрировав все плюсы модельной внешности.

Будильник дернулся на цифре 08:00, но не заорал, как обычно: он умный, он знает, что сегодня отсыпной, а теперь еще как минимум четыре часа одинокого счастья, и их нужно начать с крепкого кофе, через часик, а пока…

Антон перевернулся на бок, как в детстве натянул на ухо одеяло и почувствовал приближение теплой волны утреннего субботнего сна, когда можно констатировать

«Ямщик, не гони никого» и сладко задремать, безо всякой спешки. Он уже почти провалился в сон, но Катерина влетела обратно фурией, с вытаращенными глазами. Волна дремы схлынула, оставив после себя ощущение отнятого тепла и пустоты.

– Антон, ты не представляешь! Я вышла, а там… А там… Ты сам посмотри! Двери изукрашены все, и замок снаружи не закрывается, ключ не могу вставить! Нас, наверное, обокрали!