Ю_ШУТОВА - Все зависит от кошек

А вот мое имя им было известно. Откуда? «Я знаю, ты Танька», – сказала мне девочка на берегу ручья. Но тогда, наверное, с устатку я никаких выводов из этого не сделала. Просто отметила про себя и все.

А напрасно.

Допотопный торшер с маленькой треугольной столешницей и широким тряпочным выцветшим колпаком стоял в углу между хорошо просиженным диваном и желтым трюмо от гарнитура пятидесятых годов прошлого века. Светильник был похож на жирафа в сомбреро. Я вкрутила в него лампочку, что дала мне Авдоша. Дернула засаленный шнурочек с пластиковой пимпочкой на конце. Лампочка зажглась. Я тупо посмотрела на сочащийся сквозь колпак свет. Дернула шнурок еще раз – лампочка потухла. Сунула голову под абажур; нить накаливания была разорвана. Дернула шнурок. Лампочка зажглась, резанув светом по глазам. Я заглянула под столик, из которого поднималась шея жирафа, там на полу стоял старый автомобильный аккумулятор, к его клеммам подсоединялся провод торшера, лишенный штепселя и разделенный на две жилы.

Надо оглядеть свое новое хозяйство. Кроме печи, стола, трюмо, дивана и торшера, я стала обладательницей полки с мисками, явно самодельной, из доски, вырубленной топором, древнего шкафа, каркас которого был из бруса, а стенки, двери и продавленная крыша из оргалита, крашенного коричневой краской, плетеного кресла-качалки и сундука. Сундук, вот что привлекло мое внимание. Огромный, в него две меня легко улягутся. Обитый по краям черным железом. Сам потемневший от времени до темно-коричневого цвета перестоялого чая. Конечно, я сразу сунулась к нему и подняла тяжелую крышку. Разочарование. Он был пуст. Только в уголке лежала пыльная тирольская шляпа с обглоданным перышком. Я вытащила ее, стерла пыль рукавом и водрузила на голову. Глянула на себя в мутное зеркало трюмо. Оттуда на меня уставилась ошалелая лахудра. Ну да, по-другому и не скажешь.

А где кошка? За всеми этими метаниями я совершенно о ней забыла. Покискискала, но в избе ее не было: ни в шкафу, ни на печке, ни под диваном, ни на веранде. Выскользнула на улицу, когда дверь была открыта. Я накинула куртец и пошла «по деревне». На улице никого не было, даже Дед убрался из-под дерева.

Повторю, кроме моего дома, самого пригожего, были здесь еще три избы, застывшие на разных стадиях разрухи. Одна была уже и не изба, а сруб без крыши, вторая лихо покосилась на один бок, а третья была еще ничего, только крытая опять же каким-то доисторическим рубероидом крыша просела посередке, вызывая стойкую ассоциацию с продавленной спиной мосластого Росинанта. Сквозь мутные стекла окошек угадывались занавесочки, значит жилая, я решила, что это ихняя изба, этих самых Гулькиных.

Вокруг Гулькинского дома сидели кошки. Их было штук двадцать, наверное. Всякой масти: серые, рыжие, белые и пятнистые. Они сидели кру́гом и все смотрели на избушку. И среди них моя Кисельда.

У Лехиной кошки, когда она была Лехиной, имени не было. Она жила у него пятнадцать лет, но никакой клички так и не получила. Он говорил: «Зачем? Она у меня одна, я ее ни с кем не перепутаю. А ей все равно, как назовешь: Барсиком или Муркой». У Лехи вообще по поводу кошек была завиральнейшая теория, он сам придумал. Но об этом чуть позже. Сейчас о кошке. Я стала звать ее Кисель, Киселина или Кисельда, по-моему, самое подходящее имя для существа, проводящего большую часть жизни, растекаясь по какой-нибудь подходящей поверхности, дивану, подоконнику или просто по полу.

– Кисель, ты чего тут? Пошли домой. А то волки съедят. – Я, правда, побаивалась, что эта дурища уйдет куда-нибудь в лес и там пропадет, она ж городская, квартирная, ее никто на улице не выгуливал.

Кошки повернули головы ко мне. Все. Представляете? Вот так разом молча повернули бо́шки свои ушастые и уставились на меня. А потом раз, и все пошли прочь. Строем. Друг за другом. Как по сигналу. Ушли куда-то в заросли и пропали. Только моя осталась. Я ее под пузо взяла и в дом потащила. Но не успела в дверь войти, как из-за деревьев выкатил трактор, к нему жлыгой была подцеплена моя машина. Трактор подкатил к моей хате и остановился. Дверь открылась, и из кабины выпрыгнул Вадька, Гулькинский пацан. Ничего себе, ему лет двенадцать, а он уже тракторист. Хотя гоняют же деревенские пацаны на мотоциклах. А у этого вместо мотоцикла – трактор. Подумаешь… Он отцепил жлыгу, помахал мне рукой, забирай, мол, свою таратайку, и снова забрался в кабину. Трактор завелся тихонько и уехал мимо дома Гулькиных обратно в лес. Я даже спасибо не успела сказать. Ну и ладно. Пойду лучше кошке задам корма. Потом повытащу шмотки из багажника и разложусь для деревенского житья.

Только вечером, намаявшись за свой первый день как раб на галерах, вытянув, наконец, ноги на диване, устроившись с Книгой при свете перегоревшей лампочки, я поймала за хвост мысль, что вертелась у меня в голове: когда трактор ехал по деревне, из его уставленной в небо выхлопной трубы не валил дым, и сгоревшей солярой, как это должно быть, от трактора не воняло.

Вот теперь можно про Лехину кошачью теорию.

Леха считает, что кошки даны человечеству не просто так. Кошки за нами присматривают. Когда-то давным-давно, так давно, что воспоминания об этом превратились в мифы и сказки, на полупустую Землю, едва-едва занятую группками первобытных человечков, прилетели инопланетяне. Зачем или почему они сюда явились, неважно, к кошкам это отношения не имеет. Леха склоняется к тому, что заявившиеся чужие несколько подкорректировали человечество. Опять же, в каких далеко идущих целях – нам без разницы. Они поковырялись в нашем генотипе, возможно, подшили туда что-то свое, здесь подрихтовали, там пообточили, в общем, довели модель до ума. И свалили восвояси. А чтобы следить за дальнейшим ходом развития хомо модернизированного, дали человечеству кошку, такого биоробота-наблюдателя. И не просто наблюдателя. Они куда-то передают картинку, которую видят. Где-то есть «операторы», что эти картинки принимают. Кошки – это пушистые шпионы, нет, даже не шпионы, видеокамеры, станции слежения.

В качестве доказательств знатный футуролог Леха ссылается на то, что кошки, в отличие от собак, например, очень устойчивы к селекции, и сколько человечество ни билось над созданием кошачьих пород, в результате получается все та же кошка, различия минимальны. А собаки? Сравни, чувырла, мопса с овчаркой или карликового пинчера с ньюфаундлендом. Это ж разные звери! Ни разу не похожи.

Ну и кроме того исторический аспект – культ кошек в Древнем Египте в частности и на Востоке вообще. Возможно, как раз с протоегиптянами и поработали товарищи из космоса. И Египет первым получил партию кошек и инструкцию по их применению.