Ю_ШУТОВА - Все зависит от кошек

А манера спать по восемнадцать часов, особенно если объекта наблюдения нет рядом? Она же просто перезаряжается.

А любопытство? То самое, что кошку сгубило. Стоит только человеку заняться чем-то необычным, нестандартным, не тем, что он делает каждый день, кошка обязательно придет на это посмотреть. Леха мне демонстрировал:

– Смотри, колхозница. Я дома не танцую, я вообще не танцую, ты знаешь.

Мы с ним уходили на кухню, закрывали дверь, и Леха начинал «танцевать». Без кавычек этим словом пользоваться нельзя. Вряд ли кто-нибудь, кроме затерянных в джунглях, забытых богами дикарей, способен назвать эти дерганые телодвижения танцем. Но это фигня. Важно, что это редкое для Лехи времяпровождение. И уже через три минуты кошка, только что мирно почивавшая на открытом ноуте в комнате, начинает скрестись в кухонную дверь и требовать, чтоб ее допустили до этого веселья. Кстати, когда Леха пел дома, кошка и ухом не вела. Потому что пел он постоянно.

Дальше. Мамаши-кошки пристраивают своих котят в добрые руки, подбрасывают их к дверям квартир, приносят к домам в деревнях. Он даже утверждал, что видел, как кошка привела двух своих детенышей на рынок и устроилась с ними возле мясной лавки. И всем позволяла их гладить: «Забирайте, вон какие они у меня славные». То есть программа «Кошка – в каждый дом» работает до сих пор.

А зашкаливающий уровень милоты, которую запростяцкий серенький комочек транслирует в окружающий мир? Это что, просто так? Мы же все любим котиков.

Все это, по мнению моего кузена, встроено в кошек, ну и в нас, соответственно, теми самыми кураторами, что когда-то доводили человечество до ума.

Были еще какие-то тезисы, но я не помню. В общем, теперь, за неимением перед носом Лехи, уже в течение трех лет кошка следит за мной и транслирует кому-то мою личную жизнь, вернее, полное ее, этой самой личной жизни, отсутствие. Утешает, что, возможно, цивилизация наших кураторов давно рассыпалась в пыль, мало ли какие беды могли им встретиться на их высокотехнологичном пути, и кошки передают свои послания в пустоту. И так будет до скончания века. Аминь.

Шли годы…

Шутка.

Я прожила в Осинках неделю. Как-то втянулась уже. С утра топила печь. Хоть и апрель, а в доме без тепла не посидишь. Готовить опять же на чем? У меня кроме дровяной плиты, в эту печь встроенной, других агрегатов нет. Потом воды принести. На день мне надо два ведра. Это если готовка, мытье посуды. А если самой помыться, набегаешься. Потом воду еще греть. В общем, процесс самопомойки превращается в длительный ритуал. Бани у меня нет. У Гулькиных, кстати, тоже. Как они моются, я даже не представляю. Если вообще моются. За эту неделю я их почти не видела. Пару раз мимо окна кто-то прошел.

Раз я к ним зашла. Ни за чем. Просто. Дай, думаю, соседей навещу. За окном мелкий дождик накрыпывает, дома скучно сидеть. Взяла кошку на руки, конфет еще в качестве гостинца и пошла. Стучу – сразу открывается, за дверью Леся. Будто прямо тут стояла, меня дожидалась. «Заходи», – говорит. Захожу и тихо обалдеваю. Это я первый раз к Гулькиным пришла. В избе нищета. Я по сравнению с ними – хозяйка Медной горы, вся в богачестве. Печь не топлена, верхняя топка вообще в паутине. Угол занавеской отгорожен. Да какая там занавеска, это две простыни сшиты, ветхие, в середине выношенные до полного бесцветия. Из-за псевдозанавески угол сундука торчит, типа моего, тоже здоровенный. Они туда все свое имущество прячут? От чужих? Стол колченогий, лавки серые, даже некрашеные, по двум его сторонам. Посреди стола шайка банная древняя, цинковая, с двумя ручками, проржавелая. В шайку с потолка вода капчет. Кап-кап потихонечку.

Только я зашла в комнату, кошиндра начала у меня из рук выкручиваться. Леся говорит:

– На пол не отпускай, потравится.

Что они, крыс, что ли, травили?

Я головой покрутила, никого в избе больше нет.

– А где все?

– А в лес ушли за грибами.

– Куда за грибами-то. Весна еще. И дождик. Кто в лес в дождь ходит?

Он плечами пожала:

– Мы ходим. А весной самое время. Стручки и сморчки вылезают. Это самые ценные грибы. А еще стробилюрусы, саркосцифы, ксеромфолины.

– Кто?

– Какая разница. Грибы.

В общем, «гости» не задались. Девчонка явно ждала, чтоб я ушла.

На следующее утро Леся сама зашла ко мне, сказала: если хочу чего в магазинах купить, то надо сегодня ехать, завтра город на карантин закроют.

– А как ехать-то через ручей?

– Это не ручей, это протока между озерами. А ехать в другую сторону надо. По просеке, потом на Синюхино, там на шоссе. Ты заблудишься. Вадька тебя проводит, покажет.

Вот мне нравится: эта девчонка, мормышка мелкая, со мной разговаривает как взрослая с бестолковым детсадовцем. Безапелляционно: «Ты заблудишься». Да, я непременно заблужусь, у меня к этому дар, но зачем же в нос этим тыкать. Можно же вежливо предложить: «Давай, Танюша, тебе Вадька дорогу покажет».

Ну, короче, мы поехали. Вадька на месте штурмана, я за рулем. Минут сорок на малой скорости по лесу кружили. Практически молча, чего не скажу, он только «да», «нет» или еще содержательнее – «ну». Ну и я заткнулась, не диалог и был. В Синюхино пацан вышел, сказал, здесь меня подождет. Так что в город я одна приехала. Там на главной улице магазин на магазине: два «Дикси» через дом, напротив огромный сарай Великолукского комбината и «Магнита» двухэтажный домина. И всюду народ толкется. Расхватывают то, что раньше не разобрали. Хотя уже и нечего. Только ценники кругом: полка из-под сыра, полка из-под хлеба, полка из-под туалетной бумаги. Картошку только не особо расхватывают, наверное, у всех своя.

Ну я картошки набрала три сетки, овсянки три пачки взяла, консервы какие-то типа мелкий частик в томатном сиропе и к полке с кошачьей едой переместилась, там ажиотажа нет. Мне ж Кисельду каждый день кормить раза по четыре, она жрет как прорва, наверное, от старости уже в склероз впала и не помнит, ела или нет. Стою перед полкой и методично в корзину гружу четыре пакетика с рыбой, четыре – с индейкой, восемь – с кроликом, она за кролика душу продаст. Тут какой-то мужик у меня за спиной встал:

– Это чего?

– Кошачьи консервы, – говорю.

– С мясом?

– А чё, – говорю, – кошки – вегетарианки?

– Дак их вместо тушенки можно?

– Точно, – говорю, – я всегда так делаю. Для животных же самое безвредное кладут, без консервантов и ГМО.

Пошутила, называется. Он, мужик этот, меня локтем от полки отодвинул и орет вглубь магазина:

– Галя, подь сюды!

И все консервы без разбора себе в тележку сгребает. Одной рукой гребет, а вторую оттопырил, меня не подпускает. Да еще Галя, корпулентная, как крейсер, ему на подмогу из соседнего зала выруливает. Ах ты, думаю, говнюк. Выхватила у него из корзины штук пять пакетиков и в сторону, затерялась в толпе.