Арина Ипатова - Обитель Разума

– Мы не должны отдать это Бернгарду!

Ее страстный шёпот весь остаток дня звучал в ушах Ярослава. Ведь он вовсе не был так уверен в себе, как старался казаться. Он строил планы, он перебирал способы погубить своего врага, и был твердо убежден, что Бернгард в эту минуту тоже строит планы и перебирает способы. Им двоим не хватало места на такой маленькой планете.

О, Логос, необходимо избавиться от Бернгарда до того, как умрет Василий…

Скитания

Май 2190 года

Ярослав, разумеется, ни разу не задумался о том, в какие неприятности он втравил некоего Марата Иволгина, и даже не запомнил имя злополучного любителя римской истории. Он занимался своими делами, и простые смертные имели для него не больше значения, чем для идущего лесною тропой человека – ползающие под ногами муравьи. Вроде и не хотел его давить, но вот попался он под сапог, ну и ладно. Всех муравьёв не обойдешь.

А неприятности у Марата действительно начались.

Он теперь знал имя отшельника, давшего ему задание – Бернгард. Этот человек входил в Тредецим. От одного осознания этого факта голова кругом шла.

Ему предоставили доступ к архивам отшельников, раскиданным по планете. Он побывал в них, и окончательно осознал невыполнимость навязанной ему задачи. Требовалось, как ему объяснили, не только предоставить жизнеописание Тарцини, что было бы еще полбеды, но и изложить его философские воззрения – что заняло бы у Марата в лучшем случае лет десять.

– Думаю, мы не так часто будем встречаться, – скучающе заметил Бернгард. – Вы будете еженедельно отдавать результат в главный архив, его передадут мне. Если потребуется, я вас вызову. Помните – никаких вымыслов. Каждое слово должно быть подтверждено источниками. Полный текст должен быть готов к концу лета.

– Послушайте, – не выдержал Марат, – меня точно ни с кем не путают? У меня нет никакой подготовки для этого, понимаете? Я знаю о Тарцини и Логосе ровно столько, сколько в школе преподают, не больше.

Отшельник пожал плечами.

– Всё удастся при благосклонности Логоса. Ведь выбор же почему-то пал на вас.

Чей выбор? Марат ничего не понимал, но молчал.

Он злил Бернгарда. Отшельник изучал Марата со всех сторон, просвечивал его рентгеновскими лучами, пробовал на зуб и сознательно требовал от молодого человека невозможного. Он искал хоть какое-нибудь звено, связывающее Марата с всемогущим Ярославом, не обнаруживал его и приходил в раздражение.

– По-моему, не нужна ему эта проклятая биография, – говорил Марат Аристотелю. – Тут что-то другое. Знаешь, а я, честно говоря, боюсь узнать лишнее. Тарцини-то был обыкновенный человек, а не живой бог, как отшельники рассказывают.

– Ну, не обыкновенный, но безусловно он был человек, – заметил кот. – А что тогда нужно Бернгарду?

– Ну не знаю я, понимаешь, не-зна-ю!

Кот сворачивался в мохнатый шар.

***

Архивы представляли собой скопления бумажной литературы, слабо упорядоченные. Они носили разные поэтические названия: Мраморный архив, Небесный архив, Осенний архив и ещё десятка полтора.

Время шло своим чередом. Марат вникал в жизнь Тарцини, попутно делая заметки. Уставал гораздо больше, чем на лесопилке.

Бернгард был недоволен. Он больше не появлялся сам, но отшельники, смотревшие за архивами, передавали Марату замечания.

– Мне поручили вам передать, что от вас ждут большего.

– Я предупреждал…

Его никто не слушал. Эти смотрители архива были ещё более удалены от мира, чем те отшельники, которых ему приходилось видеть раньше. Он словно не существовал для них. Они смотрели на него, точно сквозь стекло.

– Я слышал, что прежде литература бывала не только на бумаге, а ещё на каких-то экранах, что ли? – спросил как-то Марат у одного из них, не очень рассчитывая на ответ.

– Были, – неприветливо сказал тот. – Но это всё давно утрачено. А книги остались.

Как-то Марат зашёл к Виктору.

– Ну что, доволен? – саркастически спросил тот.

– Не особенно.

– Говорил я тебе, осторожней надо быть, – вздохнул Виктор. – И я вот теперь без напарника.

В северном полушарии Земли царствовала поздняя весна. Аристотель днем спал на ковре, как-то умудряясь занять своей небольшой особой весь пол, ночью шатался где-то. В открытое окно доносились утробные боевые клики.

– Как ты так можешь? – укоризненно спрашивал Марат у несколько потрепанного, но весьма довольного кота. – Ты же разумное существо. Неужели нельзя договориться?

– Оставь эти проповеди для своих друзей-отшельников, – нагло посоветовал кот. – И вообще отцепись. Я спать хочу.

Он поворачивался спиной к Марату и потягивался.

Порой, окончательно устав от архивной пыли, Марат уходил и бесцельно бродил по окрестностям. В весеннем лесу было сыро и просторно. Ледяная корка, покрывавшая землю пару недель назад, съежилась и сползла в овраги. Потемневший жёсткий снег лежал в низинах, уже смирившийся со своим поражением. Под ногами валялись чёрные влажные сучья, прелые листья, из-под всего этого боязливо выпускала тонкие стрелки трава. На открытых местах она уже была хозяйкой, а в лесу только осматривалась.

Марат в эти короткие прогулки не особенно задумывался над тем, куда идёт. Он вообще старался не думать. Но однажды это бессмысленное блуждание завело его слишком далеко.

В тот день он зашел в телепорт и набрал там случайный номер. То есть, не совсем случайный, с таким расчетом, чтобы попасть недалеко. Оказаться в другом климатическом поясе Марату не хотелось, его тянуло именно в этот пустой весенний лес, и чтобы вокруг ни души не было.

Местность, куда его перенесло, полностью соответствовала его требованиям – глушь, полное безлюдье и ни одного строения. Было даже непонятно, зачем здесь поставили телепорт. Солнце катилось на запад, и Марат пошёл за ним.

И заблудился.

Надо сказать, он совершенно потерял осторожность. Молодой человек постоянно думал о Бернгарде, и ему казалось, неприятности могут быть только от него, а для всех прочих бед он неуязвим. В общем, Марат полностью уверовал в правоту старинной поговорки “Кому суждено быть повешенным, тот не утонет”, и совершенно напрасно.

Когда солнце сошло на край неба, он окончательно утратил представление о том, где находится, и где может быть телепорт.

Марат пошел наудачу и через некоторое время выбрался на опушку. У леса росли крошечные – чуть выше колена – ели, дальше начиналось поле, а в поле, в нескольких сотнях метров от того места, где он стоял, виднелись из низины крыши каких-то строений. Он побрёл в их сторону.

Но здесь уже давно никто не жил.

Это были полуразвалившиеся избы, покинутые много десятилетий назад. Они были столь стары, что ни одна из них уже не производила тягостного впечатления брошенного дома, потому что вряд ли их можно было считать за дома. Большинство уже рухнуло, лишь три-четыре еще держались.