Елена Токарева - Иван-дурак

–– Можете?

–– А вы, что ли, не можете? – огрызнулся Натюрморт. – С чего вы взяли, что наше население грезит о таком вот швейцарском рае? Я догадываюсь, что большинство в мечтах рисует себе то, что и имеет в итоге, отечественное, посконное: зеленый двор у подножия пятиэтажки, скамейки, крашенные в желтый цвет, стол и домино. В песочницу поднимает ножку соседская собака. Ее гоняют тетки хозяйственными сумками. Соседи играют в домино и пьют пиво «Очаковское» из большой пластиковой бутылки. Жены в одинаковых застиранных ситцевых халатах зовут с балконов ужинать. «Василий Петрович! Давай домой – сериал начинается!»

А на ужин у них – картошка с салом и жаренная на сале колбаса. Соленый огурец и сто грамм.

–– Ой, не надо об этом, это так вкусно, а я еще не обедала! – вскрикнула Алла Георгиевна.

Все задумались. Выходило опять, что средний российский человек имел все, к чему привык, а ничего больше он и не хотел, и ни к чему не был готов.

Некоторое время все молчали. Наконец, Илюша произнес:

–– Послушайте меня. Хоть я и не отвечаю за политику, а отвечаю за эстетику, поверьте, что отличить одно от другого сложно. Наше дело – навязать населению более высокий уровень притязаний. Втянуть население в систему кредитов, превратить это сонное болото в общество высокого потребления. Сильные мира сего жалеют людей, как пастух жалеет своих молчаливых ягнят. Поэтому за последние лет двести наблюдается прогресс в средствах господства. Раньше людей гнали палкой, а теперь все больше внушением. Чтобы ты сам делал то, что нужно господам – будто только об этом и мечтал. Как говорят, «тиран повелевает, а манипулятор соблазняет». Мы – манипуляторы. Соблазнять людей – дело сложное. Операций в нем много, одна из них – отвлечение внимания. Сам термин манипуляция взят у фокусников. Они умеют отвлечь зрителей от главного объекта. Иллюзионист переключает их внимание на специально создаваемые явления с помощью слов, жестов, внешних эффектов вплоть до огня и взрыва. Взрывы мы уже использовали. Эффективно, мощно. Мы эксплуатировали страх. Но взрывы можно применять только тогда, когда играешь на стороне государства. Тогда тебя прикрывают с тыла прокуроры и следователи. А если никто не прикрывает, так тотчас же и поймают. Поскольку мы играем сейчас на другой стороне, придется обойтись без взрывов. Игра пойдет на деньги и на страхе их потерять. На чем и возрос современный Запад. Деньги. Их никогда не имел наш народ. Власть боялась доверить народу деньги, чтобы народ не сделался самостоятельным. Чтобы он не сделался средним классом, а всегда оставался бы народом, то есть оставался бы вечным ребенком. Народ никогда не взрослеет, потому что ему нечего терять и не за что отвечать. Только выйдут из школы – в армию! Из армии – на завод. Всюду государство. Кругом надсмотрщики. Думать и решать не надо. Дома решает жена.

Деньги – это мощный заменитель творчества. В свое время мой папа твердил мне, что я – бездарный, бесполезный тип. У папы была известность и льготы. А папа у меня был знаменитый в одной советской республике писатель. И считал, что его успех будет вечен. Но рухнул Советский Союз. Папины книжки оказались никому не нужны, и люди их сдали в макулатуру. Теперь я содержу своего нищего папу, и его третью жену. И папа находит меня способным человеком, и даже талантливым. Хотя не понимает, чем я зарабатываю. Но ему нравится. Деньги, знаете ли, полируют многие шероховатости. Глупый с деньгами становится умным, бездарный – талантливым, уродливый – красавцем. Надо приучать простого человека к деньгам, и дергать за ниточку денег.

Человек, которого мы описали, сидит вечером во дворе в синих сатиновых трусах, зеленой исподней майке, и ему ничего не надобно, денег он отродясь не занимал ни у кого, кроме тестя своего да соседа – до получки. Процента мужик боится, как и жида-процентщика. От слова «банк» он сразу выпадает в осадок – в банке одни жулики сидят. Такой он, наш субъект с низкими потребностями, и такой он нам не нужен. То есть он нам нужен, но другой. Нам нужно, чтобы он занимал под процент, чтобы он подсел на халяву. А потом возмутился бы, что его обманули, и вышел бы делать революцию.

Илюша Натюрморт мудро улыбнулся:

–– И уверяю вас, что это будет трудно. Почему несколько миллионов американцев, которые нынешний год пострадали от ипотечного кризиса, потеряли свои дома, машины и живут теперь в палатках – все имущество у них забрали банки-кредиторы и, кстати, выбросили на помойку – почему миллионы американцев не вышли делать революцию?

Витя Булд презрительно скривился:

–– Потому что амеры даже не бараны, они – мулы. То есть полные ничтожества. Вот и все. Американская нация давно перестала производить вождей. Они даже на президентские выборы выставляют от демократов негра, а от республиканцев – старого козла. Избирайте люди добрые

Илюша миролюбиво подтвердил:

– Ну, вот, и я о том же. Масса – это бесполезная субстанция.

Все пригорюнились.

Но бодрый голос Антона Марсовича вернул всем ускорение:

–– Надо опираться на средний класс, имеющий автомобили, а не на эту шушеру, которая играет в домино возле помойки. Кого вы мне описали, уважаемый Натюрморт? Вымирающую прослойку городского населения! А мне нужны люди, чья зарплата более тысячи долларов в месяц. Ну, хотя бы сорок тысяч рублей. Кстати, это люди вроде нашего Леши-программиста, который нас покинул. Иван-дурак. Ключевая фигура русского эпоса. Неудачник, который ждет своего часа. Он неудачник потому, что ничего даже не пытался начать и довести до конца. Он не ставит перед собой целей. Потому что интуитивно знает, что его никуда не пустят и ничего не дадут совершить. Зачем же дергаться? Сейчас ему все до фени. У него нет почти никаких желаний, потому что нет почти никаких возможностей. Но дайте ему точку опоры, и он, я вас уверяю…

– Перестаньте, Антон Марсович, —устало сказал Булд. – Такие, как Алексей, предпочитают ни-ког-да не рисковать. Чтобы не потерять то, что имеют. А значит, плодами любой революции воспользуются другие: или те, у кого вообще ничего нет, – в силу отчаяния, или те, у которых есть все – в силу опыта.

–– Неужели вы думаете, что он, молодой, в самом соку, не клюнет на новые возможности? Не рискнет, не зацепится за ту веревку, которую мы ему кинем? Ведь согласился же он на нас работать. Значит, он любит деньги. А кто любит деньги, тот любит жизнь, – заискрился Илюша.

Все время, пока мужчины спорили, Алла Георгиевна задумчиво смотрела вдаль из-под дымчатых очков. Мысленно она переодевала Лешу в дорогой костюм и сажала его в автомобиль. У нее не получалось. Костюм сидел на Леше, как на корове седло. И в дорогой автомобиль он идти не хотел, он спотыкался мимо и совал длинные ноги в жигулевую «шестерку». Алла Георгиевна снова мысленно примерила на Лешу костюм, но уже не темный, а светлый, и светлые туфли. И пересадила в джип, в более пацанскую машину. Опять не получалось. Леша упирался и бормотал что-то вроде «ну, его, я пешком». Тогда Алла Георгиевна мысленно снова раздела Лешу, увлекла его в спальню и повалила на постель. Леша яростно отбивался. Она нащупала его гениталии и проверила их состояние. Оно было мертвое. Леша крепко сжал коленями свое мужское достоинство и, закрыв глаза, представил, что он на допросе у немецких фашистов. «Ах, вот оно что! – догадалась Алла Георгиевна, – он у нас девственник! Тогда ему ничто не поможет, кроме…