Николай Ткаченко - Дурные правила

Юсупов весело заулюлюкал и одобрительно потрепал Коробкова по шее. Мы остановились у самых построек, не выезжая на середину, чтобы машина была не сильно видна с воздуха на случай появления немецких «штук». Повсюду царило страшное запустение, напоминавшее о недавних ожесточенных боях. Здания были испещрены следами многочисленных артиллерийских ударов. Один из одноэтажных корпусов, где раньше располагались ремонтные мастерские, сильно обгорел, крыша кое-где провалилась. Посреди двора маячил остов разбитой осколочными снарядами полуторки.

Я велел Юсупову проверить стоящие впереди строения и проход, ведущий к выезду со станции. Он, пригибаясь, двинулся короткими перебежками, держа автомат перед собой. Мы присели за фрагментом кирпичной кладки, приготовили к бою оружие и стали ждать. Кривоносов был справа. Тут он привстал и впервые за все время обратился ко мне:

– Слышь, лейтенант, дай мне свой пистолет, а то неохота просто так тут подохнуть.

Я повернулся и только сейчас заметил, что его кобура пуста.

– Не положено, – ответил я после секундного раздумья. – Оружие возьмете только в случае гибели большей части группы.

– А как воевать-то, чтоб вас всех? Голыми руками, что ли? – огрызнулся он.

– Отставить, товарищ Кривоносов, – резко оборвал его я.

Он хмуро умолк, отвернулся и стал всматриваться в проем между корпусами, где только что скрылась фигура Юсупова. Пока мы ждали возвращения сержанта, утреннюю тишину внезапно прервал низкий протяжный гул крупнокалиберных орудий. Я инстинктивно прижался к земле, подумав, не по нам ли это стреляют, но потом, оценив громкость и интонацию выстрелов, пришел к выводу, что это били наши гаубицы. Разрывы прозвучали впереди, за передним краем немецкой линии укреплений. Тяжелые, словно удары огромного молота, они продолжались около пяти минут, потом все стихло, и снова в округе воцарилось напряженное молчание.

Вскоре показался Юсупов, он шел не таясь, в полный рост и, подойдя к нам, довольно заулыбался.

– Все чисто, командир, ни немцев, ни наших не видать, – упредив мой вопрос, весело отрапортовал старшина. Я же не разделял его веселости, и с каждой минутой нервное напряжение делалось все сильней.

– Группа, за мной! – скомандовал я, и мы гуськом, на расстоянии пяти метров друг от друга, двинулись к выходу с территории ремонтной базы. Пройдя вдоль корпусов и миновав остатки некогда стоявших здесь ворот, мы оказались на открытой местности. Впереди, в полукилометре от нас, тянулась железнодорожная насыпь, за которой виднелись руины многоэтажных домов, зиявших пустыми глазницами окон, словно гигантские черепа. Пространство перед насыпью сохраняло следы длительного кровопролитного сражения. Земля была изрыта воронками от снарядов, кое-где виднелись обвалившиеся неглубокие траншеи. Невдалеке от насыпи, слева, замер подбитый танк. Его корпус был изувечен пробоинами, а сорванные с катков гусеницы валялись на земле, напоминая сброшенную змеиную кожу. В воздухе ощущался сладковатый тошнотворный запах застарелой гари с едва ощутимой примесью разложения. Вскоре ветер сменил направление, и запах ослаб.

Впереди, на горизонте, стоял плотный столб тяжелого черного дыма, который ветер слегка сносил влево. Он упирался в серые блеклые облака, сливаясь с ними наверху, из-за чего небо на западе казалось разделенным надвое. Наши орудия били по железнодорожной платформе, и, видимо, сегодня снаряды достигали цели. Плотные клубы черного маслянистого дыма росли и двигались все быстрее, будто стремясь заполонить собой все небо. Казалось, еще немного, и этот пасмурный день до срока сменит новая ночь.

Мы двигались осторожно, пытаясь использовать как укрытие рельеф местности, обломки каменного забора, полузасыпанные брошенные окопы. Собравшись вместе, решили приступить к постановочному осмотру позиций. Кривоносов вызывающе глянул на меня, вынул из чехла громадный морской бинокль и, выпрямившись в полный рост, выступил вперед, наводя окуляры на видневшиеся за насыпью руины. Я хотел было приказать ему укрыться за основанием ограды, но решил, что разжалованный танкист просто выполняет поставленную перед ним задачу. Так стоял он, вытянувшись, словно моряк на носу идущего сквозь бурю корабля, бросая отчаянный вызов разбушевавшейся стихии. Постепенно и мы, воодушевленные его примером, вышли из своего ненадежного убежища за остатками кирпичной стены и стали пристально всматриваться в разрушенные многоэтажки, похожие на заброшенные осиные гнезда. Постояв некоторое время, прошли по траншее вперед и вправо и там продолжили наблюдение из осыпавшегося окопа.

Первые минуты дались трудно. Это было колоссальное напряжение всех физических и моральных сил: вены на шее вздулись и, казалось, вот-вот лопнут от напора крови, подгоняемой неистово колотившимся сердцем. Однако промелькнуло мгновение, потом другое, но ничего не произошло. На западе все было тихо, словно противник покинул передовые позиции.

Мои бойцы, поначалу напряженные и едва скрывающие свое волнение, немного успокоились и принялись исследовать в бинокль метр за метром передний край территории противника. Кривоносов вошел в роль и деловито расхаживал взад-вперед, глядя в бинокль и иногда делая какие-то пометки на планшете, где у него лежала сложенная карта и чистый блокнот. Время текло, как расплавленное масло, вокруг ничего не происходило. Я подумал, что это к лучшему, но, с другой стороны, командование непременно потребует от нас подробный отчет. Тогда я решил, что нам необходимо сменить диспозицию и переместиться метров на пятьсот правее, поближе к заброшенной будке регулировщика, откуда открывался вид на оставленные после артобстрела немецкие укрепления, расположенные в первых этажах разрушенных зданий. Стараясь не шуметь, мы прошли вперед по открытой местности, являя собой отличную мишень.

Тем временем немцы опомнились от удара нашей артиллерии и начали ответный минометный обстрел. Правда, их мины метили в глубь оборонительных линий и пока никак не мешали нашему передвижению. Кое-где нам удавалось юркнуть в оставленные траншеи, но скоро они закончились, и мы, пригибаясь, стали двигаться наискосок, туда, где у железнодорожного полотна прилепилась маленькая постройка. Я решил, что мы заляжем у насыпи и оттуда будем вести дальнейшее наблюдение. Шли друг за другом: первым Коробков, за ним Кривоносов, а потом, чуть поодаль, мы с Юсуповым.

Край насыпи уже виднелся в паре сотен метров, когда внезапно, где-то за нашими спинами, раздался свист, а за ним громкий хлопок разрыва. К нему примешался еще какой-то звук. Я машинально припал к земле, стараясь отыскать хоть малейшую неровность или выемку. Свист повторился, хлопки ударили позади, на ремонтной станции, раздался хруст посыпавшегося кирпича. Мы пролежали несколько минут в ожидании следующего минометного залпа.