Гиви Кобулашвили - Первой любви кружева

Я и молод, и свеж, и влюблен, я в тревоге, в тоске и в мольбе. Будто в душу мне заглянули. Летные каникулы начались, самая желанная пора в школьной жизни. Для всех, но не для меня. Смысл бытия исчез, лишился возможности Гули видеть. Блуждал сам не свой. Книгу одолжили, Шатобриана, про влюбленности.

– Помогает в таких случаях, – сказали. И действительно, очень помогла, голову окончательно потерял. В то же время, знал, Гуля на лето еще никуда не уезжала. Мог к ней и домой заявиться. Надо было предлог найти. Ничего путного на ум не приходило. Как быть, не представлял.

Из тупика сосед вывел, уже и семейный. Спросил, играю ли в шахматы. Угодила пташка в западню, на шахматного фаната налетел. Партнера искал.

– Две-три партии если не сыграю, в тот день болею, – сказал. Каждый вечер игра в шахматы была мне прописана. С сумкой приходил, в сумке шахматная доска лежала. Меня все удивляло, что это он постоянно сумку с собой таскает и без нее из дома не выходит. Фигуры как передвигать, Гедеон знал, но на этом знания и заканчивались. Больше всего устаешь, когда противник намного слабее. А если еще и много думает, то все, пиши пропало. В ожидании ответного хода некоторые даже плакать начинали. Не то, что две-три партии, пока не свалишься и на ноги он же не поставит, конца игры не видать.

Костика попросил присоединиться. От него хоть немного дал бы отдохнуть. Поморщился.

– Он же играть не умеет, – выкрутиться хотел, но все же не бросил меня на произвол судьбы. Турниры стали устраивать. Между собой играли по две партии. У Костика я обе партии выйгрывал. Шахматист он был тоже неважнецкий, но по сравнению с Гедеоном сам Михаил Ботвинник. Соперник есть соперник, старший-младший он не знал, у Гедеона оба раза выигрывал, к тому же быстро. Один раз даже в три хода мат ему засадил. Как это сумел, удивляло. Речь не о Костике, Гедеон имеется в виду. Белые допустили грубейшую ошибку, но черные допустили вдвойне грубейшую ошибку и сдались. Так и тут. Отдых у меня слишком коротким получался, но чем вовсе ничего, и то было лучше. Чемпионом же среди нас никто так и не стал. В отличие от Костика, старший-младший для меня что-то значило. Гедеону обе партии проигрывал. Не обескураживать же вовсе, к тому же человек как бы гостем считался. Мои проигрыши Костик никак не мог объяснить, но Гедеону все в копилку и никому не собирался уступить. – Своя ноша карман не тянет, два очка тоже хлеб, – радовался. А спросил бы как мы радовались. Я попался-попался, еще и Костика подставил.

Мать на недельку уехала сестру навестить. Оставленным деньгам, не отходя от кассы, быстренько показал дорогу. Предусмотрев и такое, о питании с родственником была договоренность, но решил проявить самостоятельность. А финансы запели романсы. К Гедеону ходил, рубль просил взаймы. Рубль не ахти какие деньги, но день-два промурыжить можно было. Он на работу по знакомству устраивался. Место, надо думать, доходное. Во всяком случае бедствовать не должен был.

– Нет у меня, – отвечал. Надо было видеть мое удивление, неужели даже рубля не имеет, думал.

Нет худа без добра. После того как разговор о рублях завел, почти перестал его видеть. Разве что иногда мимо пролетал. Турниры прекратились. Нам с Костиком облегчало, зато Ламара, жена Гедеона, начала жаловаться.

– Каждый вечер в шахматы играть учит. Не хочет понять, что в них нет у меня способностей. – Раз открыв рот, выдала по полной. – А в последнее время совсем невмоготу, на голодном пайке держит. Копейки приходится считать, может с работы уволили?

У человека дела плохи, а я какую только напраслину на него не возводил. Стыдно стало. Готов был обратно вернуть рубли – те, которые мне не отдал.

Безденежье Гедеона другое продолжение имело. Не то, что уволить, наоборот, как ударнику труда, еще и путевку выделили в санаторий. Забесплатно, еще бы не поехал. До его приезда Ламара ушла к родителям. Потом возвратилась раньше времени, Гедеону еще рано было приезжать. К ее удивлению, он уже дома находился. Но это присказка, а сказка была впереди. На кухне незнакомая особа хозяйничала, в ее же домашнем платье. Гедеон с ней познакомился в санаторий, домой пригласил. Но вот досада, застукали. Искать было бесполезно, до такого никто другой не мог додуматься.

Ламара спектакль устраивать не стала.

– Как ставить рога, покажу, – в лицо только ему бросила. В сумке свои вещи стала укладывать. – А еще лучше, совсем разведусь. Ты что думаешь, замуж меня и сейчас зовут, – себя поправила. Представительная была дама, можно было на слово верить.

Тем временем незнакомка предусмотрительно сбросила ее платье и подальше от греха – спешно испарилась. С Гедеоном эпилепсия, или что-то в этом роде, случилось. Возвращение жены раньше времени никак не ожидал. На колени упал, стал просить прощение. Ламара и не подумывала, начатое продолжала делать.

– Ты только прости, что пожелаешь купи себе, у меня круглая сумма собрана, на себя все потрать, – взмолился. Деньжат дома хранил. Вынес и положил перед ней. Гедеон наш тихой сапой копил для себя. Не побелеет ворон, сколько ни тереть песком. Как хочешь жадность побороть. Это как у человека с вечно веселым умом. Если есть, то привет родителям, она и будет. Вообще – то и от таковой можно избавиться, но на это какое-то время все же уйдет. Примерно сто лет.

Но мои попытки занять деньги на этом не окончились. То, что ему пришлось раскошелиться, мне впрок пошло. Кран был во дворе. За водой с кувшином курица вышла с упавшими крыльями. Кувшин впечатляющий – чешское стекло, фирма. Во дворе столб стоял, железный. Курица мимо должна была пройти. Сейчас об этот столб бабахнет, подумал. Даже был уверен. И правда – вдребезги. Чешское стекло и звук имел впечатляющий. Глухого, и того мог разбудить. Тут получше рассмотрев, убедился – никакая это ни курица. Гедеон был, сердешный наш, без денег и без своей сумки. Обратно в дом зашел, оттуда уже с чайником вышел, металлическим. Как ни старайся, такого уже не разобьешь. Вокруг осмотрелся, искал, кто мог сглазить. Поблизости кроме меня никого не было. Но я – то был ни причем. Я лишь подумал, и больше ничего. К тому же мой праведный вид не давал повода для таких подозрений. Сомнения и у него не возникли. Даже поздоровался, причем первым. Чудеса! В последнее время, увидев меня, все время куда-то спешил. Сейчас почему-то никуда не торопился. Больше того, взглянув на меня, смилостивился.

– От голода кости у тебя выступают, иди к Ламаре, взаймы попроси. Только не начинай у нее тоже по рублю клянчить. Проси сразу столько, чтоб до приезда матери хватило, – примирительным тоном посоветовал. Потом стал высчитывать сколько же мне понадобиться. Высчитывал что-то до умопомрачения долго, наверное, все моими рублями. Теми, которых может и хотел отдать, но в последний момент жалко стало. Наконец, точно все подсчитал, как в аптеке.