Анатолий Сударев - Без дна. Том 1

«Теперь в гостиницу, Вася. Оттуда сразу на вокзал», – распорядился Николай Юрьевич, уже оказавшись в машине. Ему необходимо было быть в Краснохолмске уже ранним утром: на десять ноль-ноль была намечена последняя в 2000 году сессия, на которой ему предстояло выступить с предновогодней речью. Жена, в силу состояния её здоровья, не переносила длительные автомобильные поездки, поэтому возвращаться должны были скорым Москва – Челябинск. Отправление – двадцать два двенадцать, а с Марией Павловной обычная женская история: ещё не успела собраться. «Не волнуйся, у нас ещё достаточно времени».

Мария Павловна – коренная москвичка. Николай Юрьевич высмотрел её ещё студентом Московского института железнодорожного транспорта. Но хотя и москвичка, её как будто перенесло на машине времени из какой-нибудь тургеневской усадьбы прямо в конец железобетонного двадцатого столетия. К тому же, как оказалось, Коля Поваров был ещё и первым мужчиной в её жизни. А ведь ко времени их первой брачной ночи ей стукнуло солидных двадцать четыре! Как после этого плохо относиться к жене? Это же в наше время настоящий уникум! Уже по дороге на Ярославский вокзал услышал от неё: «Знаешь… Я этим утром разговаривала с Бенедиктом Бенедиктовичем, он позвонил…» – «Да… И что?» – «Поинтересовался, как у нас дела. Я ответила, что всё в порядке. Очень жалеет, что слишком поздно узнал, что ты в Москве. Попросил передать, чтобы ты с ним при удобном случае как-то связался». – «Свяжусь».

Этот Бенедикт Бенедиктович… Где-то с полгода назад Николай Юрьевич встретился с ним во время одной из такого же рода блиц-поездок в Москву. Встретился по инициативе именно Марии Павловны (она, так уж получилось, познакомилась с ним раньше), и он предложил краснохолмскому губернатору проект, прямо скажем, весьма неординарный, вызвавший у него поначалу серьёзные сомненья. Сомненья оставались, но Рубикон уже был перейдён, дело двигалось к завершению. Отступать было поздно.

«Ты не сердишься на меня?» – осторожно поинтересовалась Мария Павловна. «В смысле?» – «Что я ему так сказала. Насчёт порядка. Ты же действительно, помнится, мне говорил, что дом к февралю будет полностью готов». – «Да нет, всё нормально. Я знаю, там сейчас идут последние отделочные работы. Однако мой тебе совет. Как бы ты к этому Бенедикту ни относилась, но… ты человек не деловой, держись подальше от него. Если у него какие-то вопросы – пускай в следующий раз дождётся меня, обратится напрямую ко мне».

Николаю Юрьевичу в принципе не нравилось, когда что-то делалось за его спиной, а потом ему приходилось отдуваться за последствия. А этот Бенедикт Бенедиктович… Да ещё с какой-то зловещей фамилией Вельзевулский… Личность скользкая, так пока и недовыясненная Николаем Юрьевичем. Он уже и свою службу безопасности поставил на уши, чтобы те – кровь из носу – раздобыли об этом Вельзевулском подробную информацию: порядочно времени прошло с их первой встречи, но воз почти и ныне там. Осторожный человек. Почти никаких следов после себя не оставляет. Речь же сейчас шла о доме на территории пришедшей в полный упадок и запустенье усадьбы, принадлежавшей ещё до той, далёкой революции очень известной в Краснохолмске дворянской фамилии Танеевых и пользовавшейся до сих пор в народе широкой известностью под именем «Танеевой дачи». Именно вокруг неё и затевался весь этот шурум-бурум, слегка смущающий Николая Юрьевича своей экстравагантностью и пока неясными последствиями и для его личной карьеры, и для всей Краснохолмщины, хозяином которой он сейчас считался.

Как ни старался водитель, ещё чуть-чуть, каких-то, может, минуты три – и скорый ушёл бы без них. Но, слава богу, успели. Итак, одиннадцатый час. Около восьми утра будут в Краснохолмске. Только тронулся поезд, уставший за день Николай Юрьевич стал готовиться ко сну. «Ложись, ложись, – разрешила Мария Павловна. – Я ещё немного почитаю». Мария Павловна – большая любительница почитать, особенно на сон грядущий, чего не скажешь о Николае Юрьевиче. Зато у него крепкая нервная система, он обычно засыпает почти мгновенно, стоит только положить голову на подушку. Сегодняшняя ночь не стала исключением.

Предки Николая Юрьевича Поварова представляли когда-то могущественный клан, им принадлежало почти сорок процентов мукомольной индустрии в Вятской губернии. После случившегося в 1917 году государственного переворота большинство Поваровых быстренько смекнуло, что к чему, и переметнулось за границу. Прямой же предок Николая Юрьевича по каким-то своим соображениям остался в новом государственном образовании, но, спокойствия ради, переехал из Вятки в Краснохолмск, где Поваровых совсем не знали, и продолжил существование в роли скромного совслужащего. Настолько скромного, что сумел пережить все разразившиеся во времена распоясавшегося ГПУ кровавые чистки. Отец же Николая Юрьевича был очень популярным в Краснохолмске стоматологом-протезистом. Чтобы стать его клиентом, желающие занимали очередь перед дверями клиники за пять-шесть часов до открытия. А ещё, пользуясь своими знакомствами в среде власть имущих, он приобрёл патент и стал на совершенно легальных основаниях заниматься весьма доходной, по советским, разумеется, понятиям, частной практикой.

Детство и юность Коли Поварова были вполне безоблачными. Судя по скромным советским меркам, он не знал недостатка ни в чём. И якшался, как правило, только с отпрысками тех, чьи родители были причастны к управлению городом и областью. Он ни в чём от них не отставал, по уму, сообразительности многих превосходил, и всё равно его никогда не оставляло ощущенье, что на него в их компании смотрели как на сына лакея, которому дозволено появляться в гостиной господ. Он не завидовал своим сверстникам, чьи родители были высокопоставленными советскими чиновниками, он их тихо, незаметно ненавидел и мечтал о времени, когда всё изменится. Когда последний станет первым. Отец хотел, чтобы сын унаследовал его профессию, но Николаю омерзительно было даже думать, что ему тоже придётся заниматься чьими-то чужими пломбами и кариесами. Он поступил вначале на заочное отделенье МИИТ, а через пару лет перебрался на дневное. Учился неплохо, но главной для него стала общественная работа – вначале на уровне факультета, под конец – института в целом. Став дипломированным инженером со специализацией «Управление техническим составом железнодорожного пути», Николай получил направление в родной Краснохолмск на должность главного инженера станции Краснохолмск-товарная, но долго на этом скучном месте его не мариновали. Молодой энергичный коммунист был приглашён на работу инструктором в районный комитет партии, через пару лет перебрался в хозяйственный отдел горкома, занимался разными проблемами, но перестройка застала его в тот момент, когда ему было поручено навести порядок в завшивевшей сфере погребальноритуальных услуг. Он, как лесной почуявший добычу клещ, вцепился в эту должность. Через пять-шесть лет, когда горком в прежнем виде перестал существовать, своевременно расставшийся с уже ненужным партбилетом Николай Юрьевич стал полновластным хозяином всех погостов и агентств ритуальных услуг в Краснохолмске и Краснохолмской области. Он добился почти всего, чего хотел: сын лакея, прислуживающего господам, сам превратился в господина, дарящего право своим бывшим хозяевам найти вечный покой ровно в том месте, где б им самим или их потомкам хотелось упокоиться больше всего. Поток денег, который и в самом волшебном сне, наверное, не снился стоматологу Поварову, хлынул в карманы президента компании ОАО «В Вечность с комфортом». Но амбиции Николая Юрьевича, конечно же, простирались куда дальше и глубже. Деньги это, разумеется, хорошо. Кто спорит? Но вкупе с властью это намного лучше. Так что, исходя из этих прагматичных соображений, уже два с половиной года как он включился в очередную предвыборную гонку на пост краснохолмского губернатора. И выиграл её! Пусть даже и с ничтожным преимуществом (ноль десятых процента), отчего в городе было много пересудов, исков, пересчётов (словом, победа висела на волоске) – и всё-таки оказался победителем. Теперь Николай Юрьевич работал, мечтая перебраться в Белый дом, в котором ему сегодня дали откровенного педеля под зад. Да, не любят его там и ничуть не скрывают этого. Однако смеётся тот, кто смеётся последним, не так ли?..