Елена Жуковская - Формула счастья. Сборник рассказов

– Что-то серьезное?

– Температура, рвота.

– Бедный милый мальчик.

Я очень любила Матвея. Но я не умела любить, как умела бабушка. Если бы у меня была температура, она бы прижала меня к себе и гладила бы по голове. А я вызову Матвею врача и в ожидании буду нервничать и возмущаться, что врач долго не едет, что температура не снижается от таблеток.

– Съезди ты. Сможешь?

– Конечно. Привезти его сюда?

– По обстоятельствам. Если совсем плохо вызывай скорую, звони мне.

Он ушел. Мне показалось, что сильно хлопнул дверью, наверное, чтобы защелкнулся английский замок. Или чтобы я услышала и вынырнула, как там в храме. Но я не могла. Хотя бы час, хотя бы полчаса.

Опять зазвонил телефон. Максим оставил его на кровати рядом со мной. Я протянула руку. Это мама.

– Ты где?

– Дома.

– Что так убежала? Ни слова, ни полслова.

– Матвей заболел.

– Ну, час от часу не легче.

– Максим за ним поехал.

– Гоша остается до девяти дней.

– Зачем ты это сказала?

– Ладно, потом. Отец напился. Разве так можно?

– Можно.

Я положила трубку. Можно напиться, если умер самый родной человек, можно валяться в кровати и хотеть спать, если самый родной человек заболел. Всё можно. И хлопать дверью, и хотеть наследства, и звонить не вовремя, и говорить не о том.

Я проспала несколько часов. Проснулась, вздрогнув, непроизвольно взмахнув руками, хватая то подушку, то телефон. Мне надо было за что-то ухватиться, зацепиться. Видимо, сон унес меня куда-то, откуда следовало вернуться.

– Прости меня, бабушка, – сказала я в подушку. – Прости меня, сынуля.

Все меня простите.

Я потёрла глаза. Ну что? Вставать и жить.

Набрала номер.

– Максим, что там у вас?

– Порядок. Отдыхай. Матвей останется у меня до завтра. Ему лучше. Врач был, лекарства дали.

– Вы с Олесей?

Это новая жена Максима. Они живут уже год. Я предполагала, что она беременна, но если он повез домой больного Матвея, значит, нет.

– Конечно. Всё хорошо.

– А я одна. Привези Матвея.

– Он не игрушка, он болеет. Ему надо отдыхать, лечиться.

– Ты жестокий.

– Не говори ничего. Поспи.

– Дай телефон Матвею.

Матюша задышал в трубку, сквозь забитый нос.

– Мама…

– Я тебя люблю.

Он промолчал. Он тоже не умел выражать свою любовь. Когда мы были рядом, он мог обхватить меня за шею. А сейчас он ничего не мог. Это у нас наследственное. Бабушка любила всех и за всех. А теперь всё закончилось. Вообще закончилось. Сегодня и навсегда.

– Приезжай. Попроси папу, чтобы привез тебя на машине.

– Папа сказал, что завтра.

– Хорошо, милый, выздоравливай. Тебя ещё тошнит?

– Нет. Я хочу жареной картошки.

Я встала. Голова болела и кружилась. Я сняла черный платок, завязала вместо него красный шарф и пошла жарить картошку.

Запахло по-домашнему, как у бабушки. Я научусь любить, если этому можно научиться, и научу любить, если этому можно научить. Всё будет хорошо. Только не будет бабушки.

Семь человек расположились в прямоугольной комнате без всякого порядка, словно горошины, случайно рассыпанные по столу. Мужчины и женщины сидели на жестких стульях, расставленных там и сям. Эти люди не были знакомы между собой и находились в состоянии ожидания. Кто-то, потупившись, смотрел в пол, кто-то с любопытством разглядывал соседа, кто-то блуждал задумчивым взором, пересекая комнату вдоль и поперек.

Итак, их было семеро. В углу, противоположном от двери, скрестив ноги, пристроилась на кончике стула задумчивая девушка с большими наивными глазами и волнистыми волосами цвета ржи. Недалеко от нее застыл в вальяжной позе молодой человек в светлом костюме и модных туфлях с тонкими шнурками. В центре зала восседала полная круглолицая дама с неаккуратной стрижкой. По обе стороны от нее заняли места две женщины среднего возраста. Слева – худенькая, с убранными в пучок каштановыми волосами, справа – пышная блондинка в кофточке с глубоким вырезом и в мини-юбке. У стены в шаге друг от друга расположились мужчины: один постарше – поджарый, остроносый, а тот, что моложе – рыхлый, усталого вида, в недорогом мятом пиджаке.

Комната, где они собрались, не отличалась изысканностью меблировки. Большое офисное кресло непонятного цвета, двустворчатый шкаф без зеркала да написанный маслом натюрморт в бронзовой рамке призваны были создать здесь подобие уюта. Большие окна прикрывали кое-как закрепленные светло-желтые жалюзи. У стены стояла крючковатая вешалка, на которую кто-то уже успел закинуть клетчатую кепку.

На обратной стороне двери, ведущей в это помещение, висела табличка с надписью: «Психологические тренинги. Психоаналитик Топильский М. А.».

Четыре женщины и трое мужчин пришли сюда в первый раз. Они ожидали господина Топильского уже лишние десять минут, и чем больше проходило времени, тем чаще они обращали свои единодушные взоры к двери при каждом шорохе или скрипе.

Наконец, терпение этих людей было вознаграждено. Дверь открылась, и в комнату вошла высокая брюнетка в брючном костюме. Она села в кресло и закинула ногу на ногу. Присутствующие заерзали на своих неудобных стульях, забормотали что-то на языке недоумения.

– К сожалению, Михаил Анатольевич не сможет сегодня прийти, – пояснила брюнетка. – Он просил передать вам свои извинения.

Недоумение сменилось легким возмущением.

– Меня зовут Ирина Олеговна, я его ассистент, – продолжала брюнетка. – С вашего позволения, тренинг проведу я.

Ропот нарастал.

– Да, но мы записывались к Топильскому, – заметила полная дама, – Мы не просто так…

Ассистентка вздохнула, пожала плечами и произнесла:

– Да, я только учусь, а Михаил Анатольевич творит настоящие чудеса. Уверяю вас, вы еще не раз с ним встретитесь и убедитесь в этом. сами Но сегодня вам придется познакомиться друг с другом без его помощи. Это несложно. И честное слово, я вам не помешаю.

Она улыбнулась, обнажив ровные белые зубы.

Кто-то что-то пропыхтел себе под нос, но тут же все утихло. Похоже, ассистентка была достаточно убедительна.

– Давайте начнем, – предложила Ирина Олеговна. – Каждый из вас расскажет о себе так, чтобы всем нам стало понятно, что в вашей жизни самое главное и почему вы пришли сюда.

Повисла тишина. Лишь робкий ветерок бился в окно да шуршал выцветшими жалюзи.

– Можно мне? – наконец вызвалась юная особа с крайнего у окна стула.

– О, разумеется…

Легкий вздох одобрения прогнал остатки неловкости. Все повернулись в сторону девушки, и она нисколько не смутилась. Ее простенькое личико было скорее трогательным, чем хорошеньким. Большие голубые глаза под длинными редкими ресницами светились нерастраченным теплом, словно кусочки июньского неба. Крохотный носик, казалось, вот-вот скатится каплей с плоского лица, и бледные, почти не заметные губы не смогут помешать ему на пути.