Владимир Ситников - Три сестры и Васька

Первой явилась Дарья Кочерыга, крупная шумная старуха.

– Ой, лико кого господь послал, – обрадовалась баба Луша.

– Ветром принесло, – откликнулась Дарья.

Прямолинейна и решительна в суждениях шумная старуха Дарья Кочерыга. Кочерыга – это не фамилия, а прозвище. В Зачернушке почти все ходили с прозвищами, приобретёнными ещё дедами. Кочерыгами, наверное, называли Дарьину семью потому, что у её деда была любимая приговорка: «ядрёна кочерыжка». Кочерыжку произвели в кочерыгу. У бабушки Луши было собственное прозвище Бригадирка. Видно, и правда когда-то бригадирила в Зачернушке. Тогда деревня большая была, жили в ней Свистуны, Зяблики, Сверчки, Голопяты, но об этих кличках помнили только самые пожилые. К примеру, Акулина Арефьевна-Сибирка. Видно, когда-то уезжала в Сибирь, да вернулась обратно на родину.

В полукаменном доме жила малоразговорчивая Дуня Косая – одноглазая высокая старуха.

Бабушка Луша рассказывала, что девой ещё в войну работала Дуня «на химии». На лесном заводике добывали девки-подростки древесный уголь, гнали из пенья скипидар, а из бересты курили дёготь. Смолу-серу собирали с ёлок. Малолетками, конечно, были, а работа взрослая, мужицкая, к примеру, пни корчевать. Иной попадётся гагаристый, ничем его из земли не выкорчуешь. Подрубали коренья, а потом подводили вагу и ну на неё жать да давить. А пень-то вцепился в землю – не сдаётся. Опять его подрубай. И опять вагу-жердь подводи да пляши на ней. Вылетит пень из земли – всех девок разметёт в стороны.

А потом это пенье-коренье мелко-мелко рубили и ссыпали в котлы, чтоб вываривать смолу-то и получался скипидар. Вот при рубке этой щепка прилетела Дуне в глаз. До фельдшера далеко добираться. Думала – так пройдёт. А глаз-то заболел. Болел-болел да и выболел.

Всю войну Дуня на химии промучилась, калекой стала. Замуж не выходила. Баб да девок пруд пруди, а парней в обрез. Кто кривую-то возьмёт?

Все в Зачернушке с племянниками да племянницами сидела. А они выросли, своих детей стали в Зачернушку посылать на лето: воспитывай, баба Дуня! А Дуня и рада. Хоть не одна. С покалеченной судьбой своей смирилась. Знать, эдак на роду было написано.

Пришла Дуня Косая, стеснительно поставила на стол банку с солёными помидорами, села в уголке, виновато проговорила:

– Ну вот собралися излом да вывих.

А шумливая краснощёкая Дарья Кочерыга не согласилась:

– Мы ещё бабы хоть куда, – и бухнула на серёдку стола для «весельства» привезённую из города бутылку с золотыми буквами «Ной-классик» и в похвалу себе спела:

Надо Дарье премью дать —

Самогон умеет гнать.

Дали премью двадцать пять,

Я заквасила опять, – и добавила:

– Это гармонисту за игру, за игру кипучую. А вам, девки, принесла я квас по фамильи «вырви глаз». Пейте-ко, – и грохнула на скамейку жбан с квасом.

Только что вернулась Дарья домой в Зачернушку из города, где вовсе допекла её сноха Эвелина, и все разговоры вились у Дарьи о том, что в городе одно притеснение, а в Зачернушке вольный благодатный рай.

– Я была для неё как тряпка. Мной хоть пол мой, хоть ноги обтирай. Сделай то, сделай это, а сама телевизор этот лешачий глядит да ногти пилочкой скребёт. А я, выходит, прислуга. Шевелись да поворачивайся. Смотрела я смотрела на неё и решила: всё, тоже больше рук ни к чему не приткну. Тряпку-лентяйку в угол – и тоже села к телевизору. А она запыхтела: вот-вот лопнет. Сыну я сказала: баста, наотдыхалась у вас. Поди дом-то в Зачернушке вовсе затосковал, и сюда, – азартно рассказывала Дарья. Дарья губастая, с долгим носом, не первая красавица, а всегда на виду, поскольку задириста и криклива.

Оставалось тогда в Зачернушке четыре старухи да инвалид-старикан Серёга Огурец. Когда-то его, самого младшего в семье, зелёненького, прозвали в деревне эдак, в шутку Огурцом, а оказалось навсегда. И покойная жена была Огуречихой, и дети Огурцы. В молодости работал Серёга на комбайне «Сталинец». Вскочил в копнитель солому отбросить, а машина заработала, и оттяпало ноги. С тех пор без палки не ходил, но бодрился.

Заявился и Серёга. Долго преодолевал порог со своей тростью, а преодолев, вдруг к Ваське первой подковылял:

– На пиру, Василисушка, был, мёд-пиво пил. Пиво тёпло, по усам тёкло, а в рот не попало. Всем гостям подавали ковшом, а мне по зубям досталось чернём. Потом взяли меня за нос да спихнули под мост. Я катился-катился да у вас здесь и очудился.

– Садись, Сергей Данилыч, гостем будешь, – поприветствовал его Иван.

Ваське казалась забавной Огурцова присказка, а Дарья фыркнула:

– Врун редкозубой, навыдумывал. Редкозубые – все вруны. Благословлю его тюлькой берёзовой когда-нибудь за враньё-то.

Почему Дарья Кочерыга так Серёгу Огурца «навеличивала», Васька, конечно, не знала. Говорили, что в молодые годы бравый тогда Серёга Огурец приударил за Дашкой, да вот не срослось. А теперь старики. Чего уж делить, но Дарья какую-то обиду помнила.

А в общем-то плохо было бы Зачернушке без Серёги Огурца. Он ведь считался мужиком рукодельным. Топоры, пилы, ножи точил всем старухам, топорища излажал, стекло резал, если была нужда вставить его кому-нибудь. А ещё валенки подшивал, плёл корзины и мастерил бураки-туеса. У всех были эти изделия Огурцовой работы. Ну а сносившиеся каблуки подбить – он и на эти дела был горазд. В общем, помогал обмануть нужду. Ну и грабли, вилы-тройчатки излажал к сенокосу.

А в «отместку» бабки помогали Серёге, коли затевал он капусту солить, картошку в подпол требовалось засыпать. Без ног-то, с протезами, тут вон так несподручно, а старухи играючи да с шутками все изладят, заодно и в избе приберутся, пол помоют. Не лентяйкой, как сам Огурец моет, а с косарём да стружкой. Сияет после этого изба до следующей оказии, когда появятся бабки. А коль блины заведёт баба Луша, так обязательно пошлёт с ними Ваську.

– Пушай горяченьких поест.

Жалела она Серёгу Огурца.

Все тяжкие работы делали в Зачернушке сообща, собирали помочь. Картошку ли садить, дрова ли колоть. Если городские дети не приедут, значит, местные старухи всё изладят. И Васька рядом с ними. Мешки притащит из ограды, картофелину-другую бросит в лунку из ведёрка.

Настроение налаживалось быстро под Иванову гармонь. Доходило до пляски. И Васька топталась вместе со старухами. Даже вприсядку пробовала плясать.

– Молодец, Васька, здорово пляшешь, – хвалил её отец.

В Зачернушке и возникла у Васьки любовь к музыке.

Пока баба Луша доила корову Вешку, задавала ей корм да готовила пойло, внучка садилась на скатку половиков, затягивала гармонь на колени и пиликала. Тут же и ревела, потому что мехами зажимало кожу на ножонках. Эдак вот, со слезами и одолевала игрой. Сама находила мелодию и такт. Сначала левую, басовую сторону освоила, а потом и правую, где кнопочек несчётно. А потом соединились обе стороны и получилась отцовская Коромысловская прохожая.