Владимир Ситников - Три сестры и Васька

Бабушка прижала её к себе. Приятно было сидеть на согретом солнышком дереве бок о бок с самым добрым человеком.

– Я тебя любить буду всю жизнь, – проговорила Васька.

Бабушка плотнее прижала её к себе. А утро ещё сильнее разыгралось. Над жнивьём, над залитым водополицей лугом носились и рассыпали восторженные трели полевые птицы – кроншнепы, бекасики-баранчики высоко в небе извлекали из оперенья необыкновенный восторженный звук, будто шмель бился о стекло. Суетились, чего-то выспрашивая, чибисы с султанчиками на головах.

– Чево-чево, ишь любопытные, а ничево, вот по берёзовицу пришли, – отозвалась им бабушка.

– Чево, чево, а ничево, – пропела Васька.

А неугомонные чибисы не унимались, продолжали выспрашивать:

– А чьи вы, а чьи вы, чьи вы?

– Да тутошние мы, зачернушкинские. Неужели не узнали? – весело отвечала им бабушка Луша.

– Тутошние мы, тутошние, – подхватывала Васька. – Меня Василиской зовут. – Чибисы опять переспрашивали их, переговаривались меж собой? «Чево да чьи вы?». Ох, непонятливые.

– А теперь послушай-ко, – насторожилась бабушка, указывая рукой в небо, и освободила ухо, загнув платок.

Уже к ставшему привычным шуму воды прибавился нежный, почти хрустальный поднебесный звук. Васька подняла голову. Высоко-высоко в безоблачной голубизне неба проплывал едва заметный клинышек. Одна за другой летели красивые птицы своим, себе понятным строем. Самая первая – опытная птица – вожак, видимо, знала дорогу и поэтому летела в голове угла, бодрила других своим курлыканьем.

Они проводили взглядом одну плёнку, появилась другая.

– Ой, как интересно, – сказала Васька. – Ни разу такое не видела.

– А ещё не хотела идти. Проспала бы и ничего не узнала, – сказала бабушка с назиданием. – Журавлики-то родине радуются, домой воротились. Устали, жданные. Далеко лететь пришлось, а теперь уж близко им, – и помолчав, добавила. – Любуйся, Василиска. Гли-ко, как в сказке живём, наглядеться не можно.

Когда банки наполнились берёзовицей, бабушка налила её в стакашек внучке.

– Отведай-ко. Силы добавляет.

Василиса выпила сладковатый бодрящий берёзовый сок. Вкусно. Да и раз силы добавляет, как не выпить ещё живительной влаги.

Всё было у бабушки загодя предусмотрено. Она выколотила из берёз железные желобки, завернула в тряпочку, замазала раны на стволах садовым варом.

– Ну, оставайтесь с богом, не обидьтесь, – попрощалась с берёзами, и они двинулись с полными банками в Зачернушку. Свою банку Василиса несла, крепко прижав к груди, а потом заметила бабка, что устала внучка, поместила банку в сетку-рядушку. Ваське хотелось всю дорогу повторять то, что бабушка говорила берёзам: спасибо, не обижайтесь на нас.

А ещё ей радостно было оттого, что выдалось такое ласковое пригожее утро, что столько она всего запомнила сегодня невиданного и впереди был ещё большой, казавшийся бесконечным и праздничным день.

Берёзовицу пила Васька старательно. Отцу с матерью и сёстрам отправили банку в гостинец.

Когда от жары облиняла сирень, был какой-то праздник. Зачернушкинские старушки, надев плюшевые жакетки и повязав на головы голубые платки, отправились в Коромысловщину по заветревшим тропкам. От платков синью отливали так много видевшие в жизни их глаза.

– Радоница сегодня, – сказала бабушка Луша. – Дак мы с тобой тоже на кладбище сходим. Деда твоего Родиона помянем. Рано помер.

– А почему рано помер?

– А ведь тебе говорила, израненный весь был. Еле до дому добрался с войны-то да и потом каждый год лечился, – ответила бабушка Луша. – Война солдат не жалеет.

Весной без охоты стала есть Вешка сено. Даже любимый посоленный для аппетита хлеб не так азартно подхватывала шершавым языком. Тоскливо мычала. Бабушка сказала, что чует Вешка самую первую, самую сладкую траву. Взяв старую детскую коляску, уходили бабка с внучкой подкосить для коровы этой самой аппетитной травы. Вешка, благодарно мычала, встречая их в хлеву с охапкой свежей кошенины.

Зато с какой весёлостью выходила корова Вешка из ограды в первый выпасной день. Мычала, подхватывала языком клок травы. Радовалась. Василиса на выгоне ходила меж коров, трудолюбиво убирающих траву, смотрела на них. О чём они думают, эти большие добрые животины? Вешка узнавала её, поднимала голову от травы. Васька гладила её, гордилась, что от всех она на отличку – бурой окраски. И бабушка гордилась Вешкой.

– Корова красна доит маслом, – говорила она.

Бабушка Луша умела скрасить любую неприятную работу. К примеру, не хотелось Ваське пропалывать проклюнувшуюся морковь или свёклу.

– Зачем теребить. Они и так вырастут, – капризничала она.

– Полоть, – говорила бабушка Луша, – руки колоть, а не полоть, дак и хлеба не молоть. Морковь-то мелкая будет, как мышиный хвостик.

И, вздохнув, Васька вновь склонялась над грядкой.

– У тя глазки вострые, дак потереби, жданная, я тебе оладушек испеку, – обещала бабушка.

Наработавшись, садилась Васька на приступок крыльца и говорила по-бабушкиному:

– Вовсе уханькалась.

– Отдохни, жданная, отдохни, – откликалась баба Луша.

Умела бабушка и Ваську уговорить, и корову перед отёлом успокоить, поросёнку картошкой пятачок потереть, чтоб жор пробудился, цыплятам корм посыпать так, что те со всех ног мчались и начинали клювиками стучать, склёвывая зерно. Ваське радостно было от этой цыплячьей суетни.

– Дай я покормлю, дай я, – просила она.

А ещё запомнилось, как учила её баба Луша корову Вешку доить.

– Вытянулась, девонька, вовсе большая стала. Учись-ко корову доить. Вдруг мене не заможется или косить уйду. Вешка-то смирёная, подпустит тебя.

Под бабушкиным доглядом легко было овладеть этой наукой.

– Ближние соски подоила, берись за дальние. И так всё выдоишь до капельки. Последнее-то молочко самое жирное, его оставлять нельзя, а то затвердеет вымя и заболит. Нельзя до болезни-то доводить. Лечить-то, знаешь как. Устали пальчики-то? Ну это с непривычки. Давай я додою, а ты вечером ещё подоишь. Попривыкнешь. Одну корову выдоить, куда ни шло, а если десяток их, дак пальцам-то тяжело, немеют. Недаром у доярок-то руки к старости ноют. Но у тебя одна Вешка, дак попривыкнешь. Вон сколь надоила. Молодец, Васенька, молодец! А отцу-то скажу: Васенька-то у нас старательная, настойная, сама корову доит. Настоящая доярочка.

И Васька гордилась, что умеет теперь доить Вешку. Не умела, не умела и вдруг научилась. Вовсе большая стала, хоть семи годов нет. А семь-то будет, дак в школу пойдёт. Недолго осталось. А учёба-то уже началась. Баба Луша – первая учительница по доению, хоть такого предмета и нет.

Дуня Косая корову не держала. Бабушка наливала молока целый бидон и посылала Ваську отнести его соседке.