Геннадий Локтев - Возвращения к любви

Дни, проведенные в родном городе и в родном доме, были скомканными. Работы было много. Он сильно уставал. Приходил домой и натыкался на отчужденность жены и обособленность сына. Они словно знали, что с ним произошло вдали от дома. И он не рвался что-то изменить в семейных отношениях. Мыслями и сердцем он был рядом с ней, с Инной. Он, знал, что скоро снова вернется туда, поэтому для остроты ощущений при новой встрече, он не беспокоил ее телефонными звонками. Как он считал, нужно было немного времени друг без друга, чтобы соскучиться. Но выдержал он только до четверга. К этому дню основная масса работы была уже выполнена. В пятницу, с разрешения начальства он уехал обратно, обещая к понедельнику вернуться.

И вот.

Он позвонил Инне днем. Сказал, что приехал. Она, как ему показалось, с большой радостью приняла эту новость. Была пятница. Они договорились, что в шесть он заберет ее от ее же дома.

Они встретились. Они ничего не решали, куда они поедут, что они будут делать, чем они будут заниматься. Просто катались на машине по городу, останавливались там, где хотели, и с удовольствием целовались. Потом снова куда-то ехали, находили скверы, парки, аллеи, останавливались, выходили из машины, прятались где-то от посторонних глаз и целовались, целовались, целовались.

Он не наглел, не старался прибегнуть к иным ласкам, ему в то время вполне достаточно было только того, чем они занимались. Григорий уже не так мало пожил, так называемой, «взрослой» жизнью, но ни разу за всю жизнь он столько не целовался за один вечер. И ему это нравилось. Да не то слово – нравилось, он готов был этим заниматься до изнеможения, до конца жизни своей. И он чувствовал, что ею владеют те же чувства.

Но каждому дню, даже длинному июльскому, приходит конец. Начало потихоньку смеркаться. Они сидели в машине, Григорий целовал ладошку Инны, говорил какие-то глупости, она, как ему казалось, счастливо смеялась и свободной рукой трепала его голову. Ему снова захотелось страстно и крепко поцеловать ее. Он прильнул к ней, он утонул во вкусе ее губ, ее язычка, голова снова пошла кругом. Он оторвался и неслышно, одними губами сказал:

– Поедем ко мне?

– К тебе?

– Да?

– Куда? К тебе домой?

– Нет, домой ко мне ехать далеко. В гостиницу.

Она сразу напряглась, не резко, но настойчиво освободилась от его объятий.

– Погоди… А ты что, не местный?

– Нет, я живу не здесь.

– А здесь что, в командировке?

– Что-то типа того.

Было уже темно. Но он видел, как изменилась Инна в лице. Григорий не мог описать выражения ее лица, таким он ее еще никогда не видел.

– Нет, знаешь, вози к себе в гостиницу других, которых раньше возил.

– Да никого я не…

– Ты женат?

Григорий недолго молчал. Она настолько хороша, непосредственна, непорочна, что врать ей он просто не мог, язык его в фигу бы сложился, если бы он посмел ей соврать.

– Да, но…

– Помолчи! Причем здесь но.

Они недолго сидели молча. Он смотрел на Инну, на то, что еще мог видеть в темноте, она смотрела в окно. Наконец она повернулась.

– Отвези меня, пожалуйста, домой!

– Но…

– Не надо ничего говорить, отвези, пожалуйста, и помолчим пока.

Григорий медленно ехал по почти ночным улицам города, внутри него образовалась пустота, он понимал, что, скорее всего, находится рядом с Инной последние минуты. И все, эту пустоту он уже потом ничем не заполнит. Она молчала, молчал и он.

Григорий уже неплохо выучил город и на одном из светофоров включил левый поворот, чтобы, сделав круг, увеличить дорогу до ее дома, увеличить время, которое мог провести с ней, пусть даже в этом состоянии. Однако, Инна сама выключила подворотник и тихо сказала:

– Не стоит, езжай прямо.

Он подчинился.

Сколь не тяни время, сколь не замедляй скорость, дорога всегда кончается. Они остановились у подъезда ее дома.

Григорий вышел из машины, открыл пассажирскую дверь. Инна оперлась на предложенную ей руку и шагнула из машины…

– Ой!!!!!!!!!

Она аж присела.

– Что случилось?

– Ногу, кажется, подвернула!

– Господи, этого еще не хватало!

– Помоги до лавочки, до подъезда… Пожалуйста…

– Да о чем речь… Да я на руках…

– Я знаю, на руках ты готов меня до своей гостиницы донести!

Инна через силу улыбнулась. Практически на одной ножке допрыгала до лавочки, села, сняла туфельку, начала тереть подъем стопы.

– Может скорую?

– Ага… Давай уж сразу реанимацию.

– Ну а что делать? Давай я помассирую…

– Что делать? Приткни где-нибудь машину свою, помоги мне подняться до квартиры. Разберемся.

Григорий прыгнул за руль, сдал назад, моля Бога, чтобы в нагромождении машин у ее дома нашлось махонькое место для его автомобиля. Нашлось. Заперев машину, он бегом бросился к подъезду, к ней. Инна встретила его грустной улыбкой.

– Все в порядке?

– Все нормально, поставил.

– Ну, давай, подставляй локоть, пошли, помогай. Да не тот локоть, иди сюда, с другой стороны.

Инна взяла Григория под руку и, осторожно ступая больной ножкой, уже обутой в туфельку, повела его к двери подъезда.

Подъезд.

Лифт.

Ее этаж.

Дверь ее квартиры.

Инна открыла дверь, Григорий немного задержался у порога, но она ручкой, держащей его под руку, дала ему знать, порог надо переступить. В прихожей, включив свет, она села на тумбочку для обуви, посмотрела на Григория, улыбнулась. Эта улыбка ему показалась какой-то иной, такой он еще не видел.

– Ну что… Негоже так выпроваживать гостя из дома, не угостив его чаем, кофе, бокалом вина. Только давай так. Я сейчас постараюсь без твоей помощи привести себя в порядок, а ты уж сам, на кухне и чай, и кофе, и вино, и мандарины там есть. Так что чашки и бокалы на полке, чайник на плите, мандарины и вино в холодильнике. Мне зеленый чай, пожалуйста.

Григорий прошел на кухню, вскипятил чайник, заварил чай, кофе, налил в бокалы вина. Слышал, как девушка, хромая, двигается где-то там, в пространстве квартиры. Зажурчала вода в ванной, щелкнул выключатель, открылась дверь на кухню, вошла Инна. В легком халате, ступня ножки обернута эластичным бинтом.

– А вот и я! У тебя все готово?

Григорий почти махом проглотил вино, сунул дольку мандарина в рот, не спеша пережевывая ее, смотрел на девушку. Она же свое вино смаковала. И тоже смотрела на мужчину, с той же, непривычной для него улыбкой. Допила, поставила бокал на стол, подошла, почти не хромая к нему, положила руку ему на голову и вдруг, села к нему на колени. Прижалась своей щечкой к его щеке.

– Ну, все… А теперь можешь нести меня.

– К..ккуда?

– В кровать, глупый!

Если бы эта ночь была бы единственной в его жизни, то она стоила всей прожитой им жизни. Он несколько раз, взрываясь, умирал, но не ожидая того от себя, снова воскресал, снова наполнялся силой, снова взрывался и снова умирал.