Вячеслав Вертинский - Откровение от Утешителя, или Дневник сумасшедшего

Я долго думал над этим, пытался понять, дать объяснение, но увы! Конечно, может быть, и не нужно было задумываться над этим вопросом, но было уже поздно. И вот, когда я, в очередной раз, попытался представить себе Это – случилось то, что я считаю главным: Бесконечность вошла в мой Разум. Нет, не так! Не те слова! Не те…. Она не вошла в меня – Она в меня вломилась всей своей Запредельностью и Вечностью, и я, ощутив себя Ничем и Никем в сравнении с Ней, закричал от страха и побежал, обхватив голову ладошками.

Я нёсся быстрее ветра, неизвестно куда, пытаясь скрыться от этой пугающей Бесконечности, а мой Разум, как маленький, испуганный мышонок забился в самый тёмный уголок мозга и дрожал….

А Она поселилась рядом. Огромная, бесконечная, пугающая Вселенная, поселилась во мне и заснула до срока…. Когда я вспоминал о Ней – она просыпалась, и начинались нестерпимые головные боли. Возможно, это была просто болезнь? Возможно, но мигрень, как следствие сосудистой дистонии, у ребёнка восьми-десяти лет от роду – это, по-моему, очень круто, и дожить с таким далеко не детским диагнозом до зрелых лет – было бы проблематично.

Скорее всего, этой непрошеной гостье было очень мало места в моей голове, однако ей там понравилось, и она осталась со мной навсегда….

Вот такая вот короткая сказочка о моём счастливом, беззаботном детстве, и о том, что может случиться с ребёнком, если он отказывается есть манную кашу, а я, кстати, (каюсь!) терпеть её не мог….

Как сказал один из мультяшных героев по имени Карлсон – своему другу Малышу, выбрасывая из окна его плюшевого медвежонка: «Итак, продолжаем разговор».

Когда мне задают вопрос о моей национальности, то я, иной раз, затрудняюсь сразу ответить: довольно крутой замес.

Родился и вырос я на Украине – значит можно считать, что – украинец. Отец – белорус, мать – болгарка, дед по отцу – поляк, дед по матери – грек, бабушки, соответственно – белоруска и болгарка. Вот видите – просто Днепрострой какой-то. Но был ещё один человек – отчим отца: чистокровный русак, то бишь – русский – дед Егор, который нянчился со мной с самого раннего детства, и можно даже сказать, был моим ангелом-хранителем, несмотря на свой более чем почтенный возраст.

Трудно ответить – почему он так любил меня, неродного внука, но видать бывает и такое.

Я и сейчас помню, как он оберегал меня, баловал, защищал, будто во мне текла его кровь. Если ночью я вдруг просыпался от кошмара (а кошмары начали посещать меня ещё с малолетства), то никто не имел права подходить ко мне, кроме него. Он поднимался с постели, разводил в стакане тёплой воды несколько ложек сгущённого молока и поил меня, ожидая, пока я снова усну.

Что правда, на почве воспитания у деда с моим отцом периодически возникали небольшие разногласия, но они быстро улаживались, по той причине, что дед Егор, не взирая на свой возраст, был ещё крепким стариком, к тому же довольно вспыльчивым, и мог, к примеру, очень запросто схватить топор и погонять вокруг дома или отца, или бабушку, то есть свою жену, если кто-либо из них имел неосторожность обидеть внука. Зато мою мать – он обожал и любил, как родную дочь.

Да, дед Егор был человеком старой закалки. Возможно – немного ретроградом, но, несомненно – вожаком и главой семейства. Он не терпел, когда ему перечили в чём-то, и наверное поэтому ему ничего не стоило (к примеру) взять меня, мальца, и повезти к себе на Родину в деревню, находящуюся за тридевять земель, где-то под Курском, чтобы проведать своих родственников. (И это на минуточку в семьдесят с лишним лет!).

Ну, как говорится – Бог здоровьем не обидел. А здоровье у него действительно было могучее, потому что даже кушать то, что кушал он, без наличия здоровья было невозможно. Один только обед чего стоил, когда дед, по традиции садясь за стол, набирал в деревянную ложку горячего борща, клал туда с пол стручка ядрёного красного перца, засыпал солью грубого помола и толок до появления однородной массы. Затем всё это дело он размешивал в тарелке и, выпивая стопку водки – закусывал хлебом, борщом и салом, кряхча при этом от удовольствия.

Что касается меня, то я всегда с любопытством наблюдал за этим ритуалом, и однажды дед, решив удовлетворить моё праздное любопытство, дал мне попробовать ложку своего фирменного кушанья (шутник был – ещё тот), и я попробовал….

Надо сказать, что в школьном возрасте я занимался лёгкой атлетикой и даже имел неплохие перспективы в этом виде спорта, но открытие этого таланта, как мне сейчас кажется, произошло не в школе, во время сдачи кросса, а именно в тот момент, когда я любопытства ради отведал знаменитого дедушкиного борща. Ничуть не преувеличивая – могу сказать, что меня безуспешно пыталась изловить вся моя семья, когда я после ложки этой термоядерной смеси начал наматывать круги по всему двору, боясь остановиться. Я бегал, как потерпевший на пожаре, думая, что дед решил убить меня, влив в моё горло раскалённого свинца….

В конце концов, меня поймали, дали холодной воды и кое-как успокоили, а я смотрел испуганными глазёнками на своего любимого деда и ничего не мог понять. Он тоже испугался не на шутку и после этого больше так со мной не шутил. Обиделся ли я на него? Нет! На него нельзя было обидеться – он ведь любил меня, как родного, да и я питал к нему те же чувства.

Вот такой он был – дед Егор: коренной русак, родной – не родственник, мой Ангел-хранитель. И от него мне, наверное, тоже что-то передалось: что-то крепкое, доброе, что-то чисто славянское, передалось не по крови, а по духу.

Так как же всё-таки быть с национальностью? Кто я на самом деле: украинец или русский, белорус или поляк, болгарин или грек? Что написать в графе – национальность?

А может – шутки ради написать так: «Гражданин мира?». Пожалуй – да! Значит так и пишем: «Гражданин мира». Почему так? Нет, не потому что звучит хорошо, а потому что… это правильно.

Боже мой! Как я мечтал летать…. Летать, не в смысле полётов во сне – это состояние испытывал каждый, особенно в детстве – я же мечтал летать – наяву…. Да, представьте себе – я хотел стать лётчиком, но исключительно – военным, и только лишь либо истребителем, либо испытателем, без альтернатив.

Даже и не припомню сейчас, когда у меня появилась эта мысль, но помню, что она настолько прочно засела в моём сознании, что я просто не мог представить себя в каком-либо другом качестве, кроме этого.

Мечта моего детства и юности…. Мечта, которой я подчинил тогда всю свою жизнь: книги, журналы, иллюстрации, открытки, моделирование, портрет Гагарина на письменном столе – всё, как положено. Об авиации и космонавтике я знал тогда больше, чем кто-либо другой в моём возрасте и был полностью уверен, что мечта моя сбудется, во что бы то ни стало, поскольку она была светлой и чистой. Люди всегда мечтали о небе, но мне казалось, что так, как мечтал я – никто мечтать не может. Да и все, кто знал об этом – тоже не сомневались, что у меня всё получится, и что первым человеком, который вступит на Марс, скорее всего, буду я. Почему на Марс? Потому что Луну к тому времени уже покорили… без моего участия, но, тем не менее, словосочетание лётчик-космонавт оставалось для меня священным и магическим. Я очень много читал и даже делал доклады на уроках астрономии: доклады, изобилующие таким количеством неизвестной тогда информации, что учительница смотрела на меня с некоторой долей недоверия, но всё равно – ставила пять баллов.