Евгений Триморук - Выбор смерти. Сборник рассказов

И как только смели эти дефективные?

Единица опомнилась и в ужасе посмотрела назад – Тройка как будто уклонялся в сторону, к чему-то как будто прислушиваясь.

– Да, испугалась. Мысли мои он что ли… – и не рискнула продолжать, потому что тоже что-то слышала, что недостаток в одном компенсируется чем-то другим. Она ведь хорошо слышит. Это уж точно.

Тут и закрались очень-очень удаленные архивы разговоров, намеков, что Высшие ищут дефиков со скрытными способностями, еще более опасными, чем вирус Однопамяти.

– Нет. Тут что-то другое. Он успел прикрыть глаза. Или отвернуться. Точно. – А разве это так легко, быть привлекательной? Да, ей всегда нравилось, что ее раздевают глазами. Но это еще не значит, что можно трогать. Он, наверняка, такое подумал.

Единицу одолевали злость и возмущение.

Даже в воображении.

– Даже в воображении их раздеваю смело, – повторял полушепотом Тройка.

Тем более такому, как Тройка. Фу! Хоть бы Двойка. А так целых три недостатка. Он почти неполноценный. Хорошо, что их за руку не стоит водить, как она слышала, как Шестерок или Семерок. Тех, вообще, за оградой держат или в качестве домашних питомцев. Как они смеют к ней прикасаться?

Как будто сопровождать дефиков так легко? С таким упрямством по шкале Дельфика (так ли?) он должен считаться Четверкой. Будь она Высшей, она перевела бы его на уровень ниже.

Да.

Ученые врать не будут.

III

Сутулый, он несколько приниженно плелся позади Единицы, а когда обращался к ней, то чувствовал в голосе некоторую робость. Поэтому не с первого раза ему удавалось озвучить свои вопросы. Он боялся их снова забыть. И теперь, словно прожевывая слова, чтобы, уж если выговорить, то наверняка, потому что следующая попытка потребует дополнительных усилий, и тоже может сорваться. Тройка мысль не закончил. Он забыл начало. Он забыл ее смысл. Он забыл ее важность.

Тройка как бы научился ощущать атмосферу слов, потому улавливал их массу, и уже позже добавлял некие легкие оттенки, бархатным переливом играющие у него в голове, что успокаивало и боль в глазах, и усталость, и даже приглушало безотчетный страх, который его ожидает.

После стометрового унылого молчания, проходя в тени Канцелярии Правды, он снова начнет: «Куда мы идем»? И не скажет «очаровательная», боясь разочарования.

Сухая Пятерка в спешке посторонилась, так что прыткая Сопроводительница (тяжелое слово, которым баловали себя дефики от Двоек и ниже), несколько замедлила шаг, и Тройке показалось, что она, наконец, немного поостановилась. Но это было слишком желанным. Часы-то тикают. Время-то идет. А ему нужно было все рассчитать.

Как знать.

Ученые врать не будут.

Под крышей Музея Ученых (тех самых или из древних эпох) ей вновь придется содрогнуться от его приятного голоса: «Почему у меня так болят глаза»?

Проныра.

Вот уж голос ему дался.

Зануда.

Единица злилась, что здесь, именно здесь, и, что хуже, она помнила об этом, несмотря на «Однопамять», что он уже не в первый раз проделывает то же самое. И ей невольно приходится ожидать, когда Тройка вновь что-нибудь скажет.

Нудилка.

Грассирующие нотки Тройки мелкой дрожью доходили до ее пяток. Как же он ее начинал возбуждать, и ведь они еще не дошли до Процедурной.

Нудяжка.

Как бы он снова не проделал свой фокус.

Нудя.

Даже баритон Высшего не мог сравниться с его голосом. Обволакивающим. Обрекающим. Обжигающим. Как ему удавалось так говорить?

Площадь Библиотекарей.

Единица много читала, поэтому и говорила, что у нее Приобретенная Недостаточность. Но очки, взятые в качестве защиты от возможно вируса, надевала только в выходные, когда нужно было сопровождать дефиков в Процедурную.

Ученые врать не будут.

Сегодня же надела линзы, чтобы скрыть второй дефект, чтобы не оказаться среди Двоек. Но ей все равно назначили такую легкую работу, с которой справится любая слабая Двойка.

Переулок Славистов.

Единица уже думала об этом. Кажется, в отделе Однопамяти ей не доложили нужную порцию сыворотки.

Тупик Филологов.

Единица запуталась. Нужно возвращаться. Уж не Тройка ли?

Или Высшие что-то подозревали? Мысли Единицы начали путаться, когда Тройка ей что-то сказал. Или это было раньше?

И теперь ей казалось, что о себе, как о Единице, она размышляет в третьем лице.

Снова площадь Библиотекарей. Снова этот памятник полуслепца. И здесь же словно концентрировались лучи палящего солнца. Здесь Единица чувствовал самые мучительные желания. Здесь Тройка успевал найти самую уютную тень.

Возле Департамента Исследователей Тройка изменил диапазон: «Почему Процедурная в другом квартале»?

Единице не хотелось верить, что это назначено в наказание. Она убеждала себя, что следует программе «Установи Взор». И лишняя укрепляющая «Мерло-Рабзола-Понти» от мигрени ей не помешает. Тройка почти вскрикнул, когда вышли на Площадь Равенства. Единица сжалась. Тройка даже остановился отдышаться возле памятника Антону Антоновичу Борхаскли, который и выступал за всеобщее неравенство, и, словно в доказательство тому, тень от его гранитного изваяния куда-то ускользнула, так что оба спутника оказались открытыми под палящим солнцем.

Сплошные площади и памятники.

Тройка рискнул повернуть голову в сторону курантов и почти тут же зажал глаза, испытав сильнейшую боль, проникающую до самого мозга.

Тело Единицы покрылась испариной. Если Тройка к ней притронется, она сойдет с ума. Надо будет закричать.

И вместо ужасной картины мучений и насилия ей представились навязчивые образы разврата, которые каждое утро и вечер на канале «Ору Эр», культивировались. И на мгновение Единице становилось легче.

В любой расставленной тени, под колоннами, углами домов Тройка все также спрашивал: «Для чего мы идем пешком? Почему нужно вначале в Первый отдел Процедурной, а потом во Второй, и не наоборот?» Издевается, иначе никак.

Единица слышала в его вопросах насмешку, злорадство, желание ее догнать и затянуть в дверь подъезда или в тень переулка.

Ее почти тошнило от жары, и невыносимо, как слепни, наслаивались самые липкие образы.

Для нее было пыткой слышать до точности по секундам задаваемые вопросы. Словно ее привязали к столбу, а над головой подвесили ведро с водой, на дне которого вырезали небольшое отверстие, и из него равномерно капала вода точно в темечко.

IV

По шкале Дельфига Тройке приписали «Медлительность». Малая погрешность, проходящая по ватерлинии, приближенной к Четверке. Но он не понимал, зачем за ним приходят так поздно и потом торопятся к Процедурной? Он с раздражением угадывал торопливый стук ее каблуков еще до того, как она появится перед его дверью, словно бы чеканила мелкими шажками по коридору.