Евгений Триморук - Выбор смерти. Сборник рассказов

В глазах снова сильно помутнело, словно приближался приступ. Он вновь уставился, если так можно сказать о человеке с больными глазами, в упругую фигуру Единицы. Прозрачное снежное платье обрамляло ее тело, слишком роскошное и точеное, чтобы оставаться земным. Тут не меньше двухчасовых тренировок в день. Единицам, неписанным законом, прописано ходить в спортзал. Так они выглядят крепче, привлекательнее и совершеннее. После душа их кожа как будто источала свечение, словно они здесь, среди дефиков, на земле, восполняли Высших существ, тех, кто находится за пределами понимания. Если так выглядят эти дефики с минимальным недостатком, то что говорить о них, каждодневно ускользающие от его, Тройки, пытливого и мучительного взора, что говорить о Высших? Может быть, у Единицы таз несколько ниже? Но ему ведь могло показаться. И так не хотелось разочаровываться. И Тройка не знал, почему вклинилось это «не хотелось», ведь он ничего не помнил о прошлом.

В конце концов, основной дефект – это зрение. Тройка во многом был не уверен. Возможно, ему хотелось представить ее сексуальность, а лучше ясно ее увидеть. Чтобы очарование воображения слилось с очарованием реальности. Но Тройка был этого лишен. И не только этого.

Да.

Ученые брехать не будут.

Когда подводит зрение, теряется нечто большее, какая-то связь с невиданным, что, сколько ни представляй и не описывай, все равно находится за пределами твоего видения.

Единица явно ускорила шаг. И сейчас даже быстрее, чем обычно.

Чтобы он ей не успевал задавать вопросы?

Она как будто убегала от него, от Тройки.

V

Долгие несколько часов заставляли его, Тройку, сидеть в приемной среди Двоек и Четверток. Хотя с ними было хорошо. Они много знают. О многом говорят. Тогда Тройка и услышал кое-что.

И один ли раз?

Всего лишь слух.

Легкая фантазия.

Или это случилось после удара, когда он вновь засмотрелся на полуобнаженные бедра Со-про-во-ди-тель-ни-цы?

Этот памятник Борхаскли поставлен явно в насмешку.

Послушать Тройка не отказывался. И даже с удовольствием пропускал вперед тех, кто торопился.

«Одно вызывает другое», – кто слева.

«Как не… Что? Нет», – голос у стены, выше головы, прислонился.

«Давно», – издали.

«„Мерло-Рабзон“ или „Рабзар-Понти“, что лучше»? – прямо в ухо.

«В вечернем выпуске объявили о карантине», – рядом.

«На канале „Хакрхес“ передавали тревожные вести», – через плечо.

«На „Ору Эр“ обучают больше», – тот, что рядом.

«Нарушенное зрение ограничивает воображение», – тот, что через плечо.

«Я, когда был Единицей, многое насмотрелся», – издали.

«Исследователи врать не будут», – уходящий в кабинет справа.

«„Мерло-Рабораб-Понти“ – успокойте нервы осознанием равенства», – радиоточка.

«У страдающих кожей нарушено осязание», – телевизор.

«Могут и толкнуть», – автоответчик.

«И почему еще не вылечили»?

«Последствия», – радиоточка.

«Аллергия», – тот, что через плечо.

«Аллегория»? – тот, что рядом.

«Раритетное предложение от фирмы „Нор-в-Нор“. Спешите», – телевизор.

«Только Высшие», – радиоточка.

«Во вчерашнем издании журнала „Эпохальное время“ признали, что удается довести до уровня Высших даже Двойки», – телевизор.

«Четверки», – позвали кого-то.

«Какие именно? Тройки тоже разные бывают. Слух лечат? Обоняние»? – тот, что через плечо.

«Если дефекты из агрессивных, то и Двойки остаются Двойками», – тот, что рядом.

«Сложные Тройки. Хроническое», – тот, что через плечо.

«И Единицы со своим фокусом не избавляются», – тот, что поблизости.

Сообщения были еженедельными, ежедневными и ежечасными.

Каждый дефик размышлял о своей боли, доказывая, что она сильнее, чем у остальных, даже если у других находили похожие симптомы. Убеждали в своей больной исключительности. И всегда прислушивались, не скажет ли кто о более необычном лечении? Хотя многие подозревали, что по закону только в Процедурной должны выдаваться лекарства.

И вне стен Третьего отдела нарушение могло привести к другим дефектам, что к уже имеющимся проблемам добавляло новые. Да и статус понижался от Четверки до Пятерки. А за эту черту никому не хотелось переступать, потому что она считалась точкой невозврата. Дефик практически лишался прав. Его не лечили. А выдавали легкие обезболивающие, после которых становилось еще хуже.

Говорили, что Шестерки не доживали и до третьей стерилизации. На том и останавливались. Дальше задумываться запрещалось. Да и инъекция по Однопамяти ограничивала мысли, словно вырастала стена, которую подвинуть никак не удавалось. А за ней что-то и находилось. Но это продолжалось недолго, потому что всплывал стимуляционный образ. Как раз по ширине стены становясь экраном и каналом «Эр Ору – Эл».

И к ночи забывалась малейшая попытка преодолеть стену. Она мелькала перед глазами, но то, что это стена, уже никто не понимал и не помнил.

VI

Единица, наконец, настойчиво его вызвала. Ей надоело, что она столько времени потратила на Тройку. И от нее не ускользнуло, что он пропустил людей вне очереди. Даже мелькнула худощавая Четверка, грудь которой вызвала в Единице зависть и отвращение. Но сама себе Единица в этом не призналась, думая, что все-таки из-за Тройки она дольше насладилась видом доктора (Высший, ухоженный, галантный), и теперь у нее полный набор на недельную (мечта!) самостимуляцию.

Тройка вновь попытался открыть глаза, но резкая боль тут же их пронзила тонкими острыми лезвиями. Словно бы между ресниц сосредоточились лучники, которым дана команда при попытке поднять веки стрелять незамедлительно.

После попытки раскрыть глаза, Тройкой овладела досада, и уверенная готовность к защите. Ко всему прочему примешивалось еще одно чувство, но оно было слишком важным и сладостным, чтобы его обозначить хотя бы пунктирной чертой.

В кабинете сидел молодой специалист, как и предполагалось Высшему, но на которого по негласным законам никто из дефиков не осмеливался поднять глаза, даже если бы смог. Доктор задавал сухие вопросы. Пациент выцеживал сухие ответы. И с каждым разом старался ограничиться односложными словами «да» или «нет», имеющие двойное содержание.

Тройка с усилием старался приподнять голову, а затем и веки, после чего с облегчением сдавался, как достойно принимающий поражение. Он понимал, что ему не переиграть Высшего. И вирусные однообразные интонации не попадали в цель. Доктор выдерживал регламент.

– Сколько ты здесь? – Тройка не понял вопроса.

– Минут пять.

– Нет. – Что-то отметил у себя Высший, пристально всматриваясь в Тройку. – Я не об этом спросил. Хотя… Знаешь. Очень интересно.