Надежда Дёмкина - Времена го (ро) да. Петербургские истории

Иллюстратор Надежда Дёмкина

© Надежда Дёмкина, 2021

© Надежда Дёмкина, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-4485-9460-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Грифон у Академии художеств. Рисунок Нади Дёмкиной. Тушь, бумага

На зиму архитектура впадает в спячку, но характер спячки отличается в зависимости от температурного режима. Когда с утра все хлюпает, а к вечеру подмерзает, и термометр болтается около нуля (а такое в Петербурге может длиться неделями), все линии приобретают вихлявость модерна. Колонны прогибаются то вправо, то влево. Фризы так и норовят отклеиться и переводной картинкой упасть на мостовую. Сфинксы становятся похожими на побитых дворняжек. Никто не соблюдает антаблемент, жалуясь на постоянную циркуляцию атмосферы, атлантические циклоны и повышенную влажность.

Ну а если вдруг ударят морозы, вот тогда все промерзает до кондиции классицизма. Небо окрашивается в модный оттенок «жандарм». Все барочные завитки и финтифлюшки коченеют и с хрустом отламываются, позолота гримируется инеем, лепнина накрывается сугробами. Гранит приобретает хрупкость льда и тонко позвякивает под каблуками. Мрамор просто белеет от испуга. И только Нева ворочается в своем прокрустовом ложе между Ладогой и Балтикой, видя во сне весенний разлив.

Первыми приближающуюся весну чуют острые побеги шпилей и, хотя небо еще задрапировано февральскими тучами, начинают тянуться выше, к будущему солнцу. Уловив его лучи, шпили сбрасывают тусклую кожицу, потемневшую от холода и непогоды, и затягиваются в новую, блестящую золотом шкурку – лохмотья старого наряда тенью ложатся на асфальт. Следом за шпилями просыпаются купола: их съежившиеся за долгую зиму луковки и шишки начинают наливаться соками, выпячивать впалые бока, чтобы впитать в себя как можно больше тепла и света и успеть созреть к осени. Крыши выгибают хребты спин, пытаясь сразу сбросить слежавшиеся массы снега и льда – это не удается, и они еще долго отряхиваются и почесываются, избавляясь от остатков зимних шуб. Водосточные трубы прочищают забитые длинным молчанием глотки, отхаркиваясь, выплевывают колотый лед, пытаются вспомнить вкус дождевой воды.

Ожидание весны угрожающе нависает сосульками, чтобы после стечь вниз радостной капелью встречи. Под дождем и солнцем дорические капители колонн завиваются в ионические, чтобы к лету прорасти буйством листьев коринфского ордера. Под тонкой оболочкой камня бродят живительные силы, и вот уже стволы колонн утолщаются, распускается орнамент на фризах. Обтрепавшиеся за зиму портики расправляют плечи, выравнивают шеренги колонн, готовясь нести вахту белых ночей.

Армия атлантов и кариатид укладывает складки форменных хитонов согласно установленному образцу, подравнивает кудри – а если кто-то согласится подменить, можно и размять затекшие мускулы. Как только с рек сходит лед, по батальонам бегают купаться: мальчики под одним мостом, девочки под другим, грифоны и сфинксы – отдельно.

Тусовка богов и вовсе зарезервировала себе лучший пляж у Петропавловки. Туда Аполлоны подвозят на своих квадригах строгих Афин и игривых Диан, с шиком припарковываются у ворот и полночи играют в пляжный волейбол. Каким-нибудь простым львам к ним лучше не соваться – кинут золотой и пошлют за вином, словно комнатную собачку, а где им найдешь фалернское, когда вокруг продают только по-плебейски закатанное в жесть пиво?

Все это уже летом, летом. А пока весенняя лихорадка оживляет все вокруг. Решетки оград пробуют все новые и новые узоры, не зная, что будет модным в этом сезоне. От этого калейдоскопа у случайных прохожих рябит в глазах. Фасады домов натирают барельефы, как медали перед парадом, и мечтают о том, как бы стряхнуть с балконов весь хлам, сваленный туда бестолковыми жильцами. Кокетливо изгибаются балюстрады лестниц. Перемигиваются фонари. И даже вечно запертые ворота, заразившись атмосферой общего нервного возбуждения, требуют поднять им веки.

Сквозь шелушащуюся краску на фасаде Биржи пробиваются свежие тонкие побеги колонн. Дворец Белосельских-Белозерских все никак не может остановиться в подборе колера, последнее достижение – цвет бедра ошпаренной нимфы – заставляет испытывать неосознанную нервозность непривычных к такому гламуру приезжих. Камни Тучкова переулка мурлыча прогибают спины под ногами редких прохожих. Колоннада Казанского еще шире раскрывает свои объятия настречу проспекту. Но все это так ненадолго.

Осень входит в Питер со стороны Петергофа – там тихо шелестя начинает облетать позолота, и дворники равнодушно сметают ее вместе с листьями. Скульптуры сменяют летние тоги на утепленные. Вся архитектурная растительность после летнего барочного буйства постепенно впадает в летаргический сон. Ангел на вершине столпа ежеутренне перекладывает крест с одного плеча на другое, чтобы хоть как-то сохранять осанку при такой адской работенке. Он жалуется на ревматизм – но сосед с арки Главного штаба его просто не слышит, слова относит ветер. Во время наводнений сфинксам снятся сны о египетской пустыне с ее поджарым одноглазым солнцем. И только гордые львы делают вид, что они так и родились – под сетью мелкого и холодного питерского дождя.

Просто удивительно, насколько слепыми, независимо от смены времен года, оказываются во всем этом кавардаке сами жители! Даже так называемые историки и знатоки упорно не замечают ежегодного городского обострения – видимо, потому, что по весне каждый занят только своим собственным. Сама природа защищает город от людских посягательств на его личную жизнь. И так хватает всего: затяжных градостроительных припадков, вспышек поспешной реставрации (так называемый «юбилейный синдром»), тут и там вскакивающих архитектурных нарывов, приступов столичной отрыжки, ревматически ноющих долгостроев и прочих кгиоп-овских радостей.

Пусть природа сама разбирается хотя бы со сменой времен го (ро) да. Мы не видим калейдоскоп орнаментов на фризах, смены колеров фасадов, не замечаем переминающихся с ноги на ногу атлантов и перемигивающихся кариатид, а зачастую даже не уверены, стояла ли тут эта скульптура.

Вот если бы туристы всего мира, посещавшие наш город хотя бы в течение одного года и фотографировавшие одни и те же достопримечательности, собрали свои снимки в гигантский альбом, мы бы ужаснулись, какая бурная жизнь проходит мимо нас. Но нас слишком занимаем мы сами.