Николай Николаев - Следователь и Корнеев. Повести и рассказы

– Проходите, – сказала неуверенно хозяйка, впуская меня в квартиру. Корнеев юркнул вперёд меня и тут же затерялся в квартире. Пожилая женщина, похоже, в своём горе полагала, что этого мира больше нет. Она была рассеянна и на какое-то время даже оставила меня одного в прихожей. Сама же села на кухне за стол и молча стала разглядывать старую клеёнчатую скатерть. За этим занятием, видимо, и застал её мой звонок. Поняв, что хозяйка не намерена больше ничего предпринимать, я попросил у неё разрешения осмотреть комнату сына. Когда ищешь убийцу – важна любая мелочь в вещах и окружении потерпевшего.

– Конечно, смотрите, если нужно! – разрешила Зоя Петровна. Она тяжело, нехотя поднялась из-за стола и проводила меня в комнату сына. Квартира была двухкомнатная. Запустив меня в комнату, Зоя Петровна вздохнула:

– Ох! Как я хотела весь этот срам выбросить! Да стыдно было на помойку с этим идти! А сейчас не могу – рука не поднимается, как будто душа Павлика здесь, в этих картинках! – она указала на плакаты, развешанные на стенах.

Обстановка в комнате убеждала в том, что Корнеев был явно не в себе. Даже жаль его стало немного. Это была комната не зрелого, почти сорокалетнего мужчины, а нора подростка. Не удивлюсь, подумал я, если под подушкой на кровати лежит глянцевый журнал с голыми девицами. На центральном месте, освещённом боковым уличным светом, висел портрет Гитлера в рубашке штурмовика. Чёрные чёлка и усики, пронзительный взгляд, свастика на рукаве – всё это на красном фоне выглядело завораживающе и зловеще. Портрет был написан масляными красками на настоящем холсте, и фюрер выглядел живым. «Фюрер жил, фюрер жив…» – подумал я, обводя взглядом комнату.

На противоположной стене уже царила не свастика, а коловрат, символ российских националистов. Над кроватью висело сразу несколько разнокалиберных плакатов. На одном красовался бритоголовый парень в чёрных очках. Стоя вполоборота, он широко улыбался, выставив вперёд нижнюю челюсть с квадратным подбородком. Белые подтяжки обтягивали его мощный торс в чёрной рубашке. Молодой человек демонстрировал левую руку с закатанным выше локтя рукавом, обвязанным красной повязкой, на которой в белом круге было изображение серпа и молота. В правом углу плаката одна под другой три надписи: НБП! НАРОД! ПОРЯДОК! А ниже надписи, за спиной бритоголового юноши, стоял бронетранспортёр с такой же, что и у парня на рукаве, символикой на борту. На бронетранспортере сидели уставшие, но готовые к великим свершениям бритоголовые в чёрном, задумчиво уставившиеся на свои берцы.

На этой же стене, только чуть выше, висел плакат, в верхней части которого пристроился перелетевший из нацистской символики двуглавый орёл с распростёртыми крыльями, в лапах он держал круг. Только не со свастикой, а с серпом и молотом. Внизу же под этим стервятником в рассветном мареве распростёрлась залитая красным Россия. На столе, видимо для антуража, лежали печатные издания времён Третьего рейха: газета «Штюрмер», журнал «Фелькишер Беобахтер». Там же притаились самиздатовские «Майн Кампф» Гитлера и «Доктрина фашизма» Бенито Муссолини. Я не удержался и заглянул под подушку. Нет, журнала с изображением грудастых голых тёток я там не нашёл; зато обнаружил книжку с надписью на обложке: «Ежедневник». Книга была разлинована и заполнена рукописными текстами. Углубившись в содержание, я понял, что это был дневник Корнеева. Последняя запись была сделана 15 апреля 2000 года. «Ого!» – обрадовался я. Мог ли я найти что-то лучшее для себя? Анализ этого дневника, возможно, и выведет меня на какой-то след. Но этим я уже займусь у себя в следственном управлении.

Покидая квартиру, я увидел, что Корнеев пытается унести из своей комнаты портрет фюрера. Но безуспешно. Ему удалось только сорвать потрет с крючка, с шумом обрушив картину на пол.

– Ой, господи! Господи! – воскликнула Зоя Петровна и трижды перекрестилась.

При покупке интересной книжки я проглядываю её всю, сразу обращаясь к самым интересным для себя главам. Так и в дневнике Корнеева я сразу же попытался найти в первую очередь фамилии, имена, «пароли-явки». Но, как ни странно, ничего этого не было. Здесь имелись лишь собственные рассуждения Корнеева: «…только вера в историческое предназначение России спасёт мир, который сейчас превратился в царство наживы, насилия, вырождения… Но прежде надо будет очистить Россию от всех вырожденцев – проклятых олигархов и этого быдла, которое терпеливо кормит и растит их… Только кровь спасёт нашу единственную, дорогую Родину…»

Корнеев писал русский манифест фашизма, не иначе. Итальянский был, немецкий был, и теперь Корнеев написал свой. Написал бы… Вчитавшись, я одолел этот труд. Одолел с трудом. Ничего оригинального – национальная идея спасёт общество. Только национальное самосознание способно консолидировать общество. Одним словом, сплошной национальный пафос. Проверяя новую версию, я по совету следователя по особо важным делам Зайцева созвонился с Управлением федеральной службы безопасности и договорился о встрече.

В назначенный день и час я вошёл в здание Управления ФСБ. Корнеев со мной не пошёл, а спрятался за дерево напротив центрального входа и остался ждать там. В приёмной мне навстречу вышел сотрудник, курировавший работу с общественными организациями и молодёжным движением, Сергей Иванович Феоктистов. Широко улыбаясь, он крепко, как старому приятелю, пожал мне руку. Я даже слегка задумался: а не учились ли мы вместе в юридическом институте? Оказалось, нет, Феоктистов окончил институт на пять лет раньше меня. Коньяком Сергей Иванович меня не угощал, но ароматный кофе заварил. Он, как настоящий чекист, говорить старался мало. Всё больше норовил на разговор поощрить меня. Вручив мне чашку с кофеём и мягко вышагивая кругами по ковру, Сергей Иванович задумчиво отхлёбывал из своей чашки и, вдруг остановившись, спрашивал:

– Так вы полагаете, в молодёжной среде есть почва для организации, подобной фашистской?

– А почему бы нет? – говорил я, досадуя на свою наивность, тоже мне, пришёл у чекиста выуживать информацию! – В обществе нет национальной идеи, которая сплотила бы всех. Коммунисты, столько лет ведшие всех к светлому будущему, вдруг стали для всех мерзкими коммуняками. Идея «отбери у соседа и ешь в три горла» не всем подходит… Чтобы стать сильным, во все века требовалась какая-то идея, вокруг которой можно будет сплотиться. А тут всё ясно и понятно. Идея на поверхности – нация превыше всего! А увлекающейся молодежи идея часто нужна больше хлеба…

– Мгм, мгм… – не то подтвердил мою речь Сергей Иванович, не то чего-то засомневался.

Когда я покинул это заведение и вышел на улицу, то почувствовал себя как после крутой вечеринки. Вроде и здорово весело было, и в то же время будто ничего и не было.