Николай Николаев - Следователь и Корнеев. Повести и рассказы

– Ещё раз повторяю, – с какой-то поспешностью говорил Калабошкин, – я был, как бы это сказать, приходящий водитель. Он меня приглашал только на разовые поездки. В Челябинск, ну, в Тюмень. Недалеко, в общем…

Калабошкин рассказал, что сотрудничество с Корнеевым у него продолжалось два года. Он откликнулся на объявление Корнеева в газете и периодически возил того на какие-то деловые встречи. Дёшево с заказчика брал. Очень дёшево. За такие поездки можно было в два раза больше брать. Обычно необходимость в нём возникала один-два раза в месяц, когда Корнеев надумывал ехать в другой город.

– В то злополучное утро, – сказал Калабошкин, – стоило мне так рано вставать, чтобы всё впустую! – я не дождался его к шести часам. Минут через пятнадцать, уже после того, как приезжала «скорая», я пытался позвонить Корнееву по сотовому телефону. Затем направился к нему домой. Да вот уже к трупу только и пришёл… Жена накрыла его каким-то покрывалом. Так он и лежал на земле, словно мешок с мукой.

– В каком Корнеева была состоянии? Что-то говорила вам?

– Я к ней в квартиру прошёл. Что, мол, дальше-то? Поездка-то ведь в Челябинск, значит, отменяется? А она суетилась много. Ей уже было не до меня. Куда-то звонила. Вы, наверное, ожидали услышать от меня, что я застал её плачущей и подавленной? Нет. Именно звонила куда-то. Названивала. Ну, я понял, что моё сотрудничество с Корнеевым закончилось. И ушёл…

Когда наша встреча подходила к концу, Калабошкин, уже стоя у выхода, повернулся ко мне:

– А я это… хотел спросить…

– Спрашивайте.

– А он что, нерусский был?

– А что?

– Да всё время нас, русский народ, ругал. Быдло, дескать. Стадо, мол.

После ухода Калабошкина я вызвал по телефону Валентину. Надо было дать ей срочное задание – доставить в прокуратуру друзей убитого, которых упоминала в своих показаниях Корнеева. Оставалось невыясненным – что было в дипломате? Деньги? Что-то ещё? Если деньги – в каком количестве? Надо было узнать также – чем же занимался убитый в действительности? Ну, и главное на этот момент – кто его ждал в Челябинске? Всеми этими соображениями я и поделился с Валентиной, когда она появилась в моём кабинете. Она была не прочь порассуждать за чашечкой кофе и дальше, но я, под одобрительные возгласы Корнеева, выпроводил её из кабинета.

Порой дни, недели, а то и месяцы работа следователя складывается из нудного, малоинтересного общения с такими вот калабошкиными. Но за годы работы я научился довольно стоически, до определённого, конечно, предела, воспринимать необходимость этой скучной и нередко грязной работы. Грязной в прямом смысле: пришлось как-то в посёлке Красном в окрестностях Верхней Пышмы чуть ли не целый день вычерпывать содержимое отхожего места в поисках пистолета.

Допрос друзей Корнеева ничего определённого не принёс. Единственно, один из них, бывший сокурсник Алексей Неволин, сообщил, что Павел Корнеев занимался спекуляцией редкоземельными металлами. Корнеев выискивал по объявлениям людей, делавших предложение на этом рынке. Приобретал что-то у кого-то. Затем сбывал. Вот и весь его бизнес. Неволин ухмылялся, явно не одобряя занятие своего товарища.

– Всё это шло на грани нарушения закона. Я так и говорил Павлу: «Павел, смотри, как бы тебя ФСБ не повязала». Мало того что оборот некоторых редкоземельных металлов ограничен, так это ещё пахло вторжением в сферу государственных интересов. – Неволин многозначительно посмотрел на меня. – Ну, не мне вам это объяснять.

Он бросил на свою фетровую шляпу, лежавшую на стуле, преисполненный любовью взгляд. Взял её в руки, немного подержал и вернул на место. Затем посмотрел на меня с некоторым сомнением:

– А вообще-то бизнес, дело – всё это для него было так, баловство. На самом деле, мне показалось, он свихнулся. – Неволин снова глянул на меня. – В последнее время от него я только и слышал одну сплошную националистическую риторику. Фашистом он стал. Натуральным.

– Вот как? И в чём это проявлялось?

– Да в словах и проявлялось. В атрибутике внешней. Заходил тут как-то к нему домой – свастика кругом. Плакаты развешаны типа нацистских. Призывы – вступай туда, вступай сюда, да разберись с этим да с тем. Только вместо арийских – мужественные славянские лица. – И совсем уж себе под нос Неволин пробормотал: – Он всегда любил броскую мишуру… – Глянув искоса на свою шляпу, Неволин продолжил: – А ведь говорил я ему: «Давай вместе этот бизнес с металлом поднимем». – «Нет!» – смеялся: «Одному тесно!» Ну, а потом, видимо, и совсем вытеснили – самого! Вот и ударился в это баловство. Вроде все вы тут быдло, только я один властелин! Властелин без штанов!

Неволин склонился в мою сторону и чуть тише, словно боялся, что его кто-то ещё услышит, добавил:

– Речи вёл постоянно, мол, что всех людей у нас надо разделить на два сорта. Первый сорт – это русские в России, ну и, к примеру, татары в Татарии. Ну, а второй сорт – это все остальные, кто не имеет национальных истоков в нашей стране. Во как! В общем, бред шизофреника!

– Бред шизофреника! – повторил за ним Корнеев. И уже вслед уходящему, глядя, как Неволин водружает на голову модную шляпу, он крикнул: – Да педик ты! Вот кто!

Когда Неволин ушёл, я подумал, что надо бы проверить, насколько это всё было серьёзно у Корнеева. Если вся его риторика фашистская выходила за пределы квартиры – то, глядишь, придётся выстраивать дополнительную версию убийства. Валентина мне доложила, что посетивший меня Неволин – мелкий посредник в сделках по металлу. В советские времена был судим за спекуляцию, а теперь вот – успешный бизнесмен.

Всю вторую половину дня я анализировал материалы уголовного дела, готовился к новой встрече с Корнеевой. Необходимо было её передопросить. Я всегда считал, что, как правило, убийства, как ни покажется это странным и диким, – довольно будничные явления. И очень часто лишение жизни человека стоит в том же ряду, что и его рождение. Как рождению предшествуют близкие отношения двух людей на протяжении более-менее длительного времени, так и убийство вызревает между людьми не один день. Словно грани в мозаике, пытался сопоставить я жертву с её возможными убийцами, пробуя на роль убийцы уже известных по делу фигурантов, и в первую очередь Корнееву. И в какой-то момент поймал себя на мысли – а не пристрастен ли я? Не делаю ли роковой ошибки? Потому ли только мои мысли крутятся вокруг Корнеевой, что есть основания подозревать её в убийстве мужа? Набив чёрную кожаную папку протоколами, я отправился на Екатеринбургский почтамт. Там сейчас работала инженером жена погибшего Корнеева Светлана, до замужества – Палагина. Доехав до Дома контор, я покинул троллейбус и пошёл к почтамту пешком. Корнеев бежал за мной вприпрыжку и повторял: