Николай Николаев - Следователь и Корнеев. Повести и рассказы

– У него были соратники, это было его серьёзное увлечение?

– Я бы не сказала, что это было серьёзно. Так, на уровне эпатажа публики. Но всё-таки. Думаю, за такое могли и прибить…

Однако что-то есть неестественное в том, как она держится, подумал я. У неё только что убили мужа, отца её дочери. А она строит расчёты. Что-то тут не так! Как будто угадав мои мысли, Корнеева резко обернулась и сказала:

– Ну, это только вам удастся подтвердить или развеять мои подозрения. А мне, честно говоря, от этого уже ни холодно ни жарко.

Да, это была уже совсем не та Светлана, которую я знал когда-то.

– Вы так логично рассуждаете, – вдруг решился я. – Наверное, у вас были друзья-юристы?

Голос у меня стал каким-то фальшивым и совершенно не к месту игривым. Вот сейчас она и вспомнит меня, Романа-чеченца, общежитие юридического института, ресторан «Малахит»…

– Нет, – коротко и сухо ответила Корнеева.

– И мы с вами раньше не встречались? – я чувствовал себя тупым юнцом.

– Нет, – повторила Корнеева, отбив у меня охоту к дальнейшим наводящим вопросам.

– Я же говорил, стерва она, стерва! – горячо в спину шептал мне Корнеев, едва поспевая за мной по ступеням набережной в Историческом сквере.

– Никогда не сомневался в этом, – согласился я.

Проходившие мимо студентки весело переглянулись.

Сейчас, укладываясь спать, я видел: убитый Корнеев, облачившись в мой старый халат, устраивается удобнее на стуле в углу комнаты и смиренно ждёт, когда я в своих мыслях снова обращусь к нему. Но я не мог думать о нём. Теперь из моей головы не выходила его жена. Светлана. Может быть, я ошибаюсь? Что общего между этой деловой, строгой женщиной и той легкомысленной девчонкой, запросто перепрыгивающей из одной кровати в другую, меняющей мужиков как перчатки? Ровным счётом ничего. Впрочем, я сразу понял, что не смог бы заменить ей Романа. Она и в «Малахит» меня затащила, чтобы ненароком встретиться там, среди музыки и танцующих пар, со своим любимым кавказцем. Может быть, всё еще надеялась, что он позовёт её обратно к себе, в уютную каморку общежития?

Беспокойно ворочаясь в своей холостяцкой постели, я подумал, что в ближайшую встречу надо напрямую напомнить Светлане о нашей любовной связи. Зачем? Да затем, что до сих пор не даёт покоя мысль, как это она после предложения ей руки и сердца просто взяла и без лишних слов исчезла из моей жизни.

Получив от Корнеевой дополнительную информацию, я решил познакомиться ближе с друзьями её мужа, Бекетовым и Смольяновым. Не дождавшись на допрос Бекетова, я сам отправился на встречу с ним. Мне уже приходилось бывать в этих домах в районе, именуемом Вторчермет. И также в связи с расследованием убийства. В этом есть определённая закономерность, подумал я, окидывая взглядом двухэтажное, идущее под снос деревянное строение. Целый квартал из ветхих домов образовал здесь настоящие трущобы. Прямо на стенах некоторых из них жители написали чёрной краской: «Долой трущобы!»

Бекетов был с жуткого похмелья. Даже следовавший за мной Корнеев замер на пороге комнаты и не решился пройти дальше. Я поначалу подумал, а не отложить ли допрос? Но потом сообразил, что это даже лучше. Знакомство начал с простого вопроса:

– На что шикуем, Слава? С чего праздник-то?

– Он всегда такой! – поспешил поделиться со мной своими соображениями Корнеев. – Посмотрите на его пропитую рожу. Урвёт где-то куш и пирует. Ой, неспроста он тут праздник устроил! Ой, неспроста!

– Ну, а почему бы не погулять, когда деньги есть? – огрызнулся Бекетов, даже не подняв головы. Затем он всё-таки глянул на меня плавающим, но заметно обозлённым взглядом и поинтересовался: – А ты пьёшь только по праздникам? Так, что ли?

Бекетов смотрел на меня если не волком, то шакалом, это уж точно.

– Позволь-ка узнать, деньги откуда? И много ли? – поинтересовался я.

– Ну, а давайте, прежде чем вопросы задавать, представимся для начала! – предложил мне развязно Бекетов. – Без имени и овца – баран!

Я развернул удостоверение и предъявил Бекетову. Он кивнул на единственный свободный стул у пропахшего мочой рукомойника, раздвинул занавески и удалился в комнату. Послышался шёпот, перерастающий в спор. Затем из комнаты вышла женщина неопределённого возраста со спитым синюшным лицом. Застёгивая на груди кофточку, она кокетливо улыбнулась мне беззубым ртом и, надев валявшиеся у дверей калоши, вышла.

– Вот! – воскликнул Корнеев, провожая женщину взглядом. – Возле этого барана красотки вьются, когда деньгами могут поживиться!

Снова появился Бекетов.

– Может, по пивку? – предложил он, обводя уставшими глазами пустой стол.

– Спасибо, я на работе.

– Но я-то не на работе, – проворчал себе под нос Бекетов.

– Потом, потом! Сначала ответь на несколько вопросов.

Мне никак не удавалось найти нужный тон.

– Я сейчас, – Бекетов сделал рукой обнадёживающий жест и скрылся за занавеской.

Прождав его минут десять, я заглянул в комнату и увидел, что Бекетов валяется на диване без чувств. Пожалев о потерянном понапрасну времени, я ушёл, мысленно ругая себя: умная голова, да дураку досталась!

– Ох, чует моё сердце – зря вы его тут оставили, господин следователь! – сокрушался Корнеев. – Исчезнет он, точно исчезнет!

Но я ничего не мог поделать. Даже не смог придумать, за какой административный проступок его можно было бы упрятать в изолятор. Как ни крути, а в условиях камеры работать с подозреваемым было бы легче.

А вот со вторым другом убитого вышло проще. Он оказался солидным бизнесменом, и мне не стоило бы труда обеспечить его явку в следственный кабинет. Но я предпочёл увидеть Смольянова в его родной стихии – в офисе. Подъезжая к автосалону на улице Гурзуфской, я продолжал мысленно группировать вопросы, которые предстояло исследовать. Я и раньше обращал внимание на этот стеклянный дворец, сквозь прозрачные стены которого виднелись крутящиеся на своих постаментах, словно на игрушечной карусели, новенькие «Фольксвагены».

Смольянов усадил меня в удобное кресло из какой-то мягкой и в то же время упругой ткани. А мой спутник Корнеев стал разгуливать по просторному кабинету и с кривой ухмылкой разглядывать помещение. Смольянов выразил мне сочувствие по поводу убийства Корнеева. Но затем он, видимо, понял, что ошибся со своими соболезнованиями, махнул рукой и, открыв дверцу бара, извлёк бутылку и две рюмки из синего стекла. Я позавидовал его ловким и уверенным движениям, когда он разливал по рюмкам коньяк. От предложения выпить я отказался, а Смольянов наполнил рюмку и произнёс:

– Чтобы легче разговор шёл об усопшем, помянем его душу.

Опрокинув в себя спиртное, он сжал губы и, сделав несколько глубоких вздохов, встал. Корнеев разочарованно вертел вторую, пустую рюмку.