Виктория Булдашова - Осень давнего года. Книга вторая

Плача, Ковалева сказала:

– Ты представь, Ир! Эта дрянь ползла за Иноземцевым почти с самого начала путешествия по Нелживии. Он не поддавался змее, да и мы его, помнится, вовремя выручали. А теперь вот Зависть Сашку настигла, вцепилась в его печень! Мстит Иноземцеву гадина. Еще и поэтому мы ее оторвать не можем. Змеюка, заметь, выглядит не лучше нас – мокрая, в жутких пятнах. Настоящий тигровый питон – такой есть у нас в Парке юннатов. А ведь ни за что не хочет от Сани отвязаться! Что делать?!

А я уже, кажется, придумала… Знаете, это просто здорово, что моя мама – историк и от нее мне многое известно о жизни Петра Великого. Иноземцеву сейчас нужна совершенно другая помощь! Я придвинулась к Сашке. Стараясь не смотреть на гадину, рвущую его тело – у меня от жалости к нашему другу перехватывало дыхание! – я обняла Иноземцева за плечи и сильно встряхнула. Мальчишка чуть приоткрыл налитые кровью глаза. Прошептал:

– Надо забрать у царя потешных и отдать мне!

– Саня, послушай! – крикнула я. – Не завидуй Петру, это глупо.

– Почему? – Иноземцев приподнял перемазанные репой брови.

– Потому что войско появилось у мальчишки не только по его желанию. Это было еще и решение Натальи Кирилловны.

– Чего-о? – недоверчиво, но – ура! – уже более осмысленно протянул Сашка. – Царица ведь женщина, ей-то зачем сдались потешные?

– А затем, что государыня хотела, во-первых, защитить своего сына от опасности, а во-вторых, воспитать его сильным и волевым человеком – настоящим Российским правителем.

Иноземцев скривил губы:

– Да какая этому мажору могла грозить опасность? Вон как мамочка над ним хлопочет, только что на ручках Петеньку не носит! А, знаю, что может случиться с Петрушенькой: вдруг он нечаянно объестся за обедом?

– Не только. Знай, Саня: три с половиной года назад, в мае 1682-го, в Москве произошло восстание стрельцов.

– И чего они хотели?

– Обычной справедливости. Дело в том, что после смерти отца Петра, царя Михаила Алексеевича, Наталья Кирилловна поставила управлять государством своих родственников – отца и братьев. А властвовали они по-разбойничьи! Крали из казны, вымогали у просителей взятки. Стрельцам и вовсе отказывались выдавать жалованье без того, чтобы те им заплатили за получение собственных денег. Стрелецкие начальники не отставали от чиновников. В жалобе, поданной войсковыми представителями в Дворцовый приказ, сказано: «Полковники государевы деньги, и кафтанные, и пушкарские, и знаменные, и прочие, берут себе. А мы полковое имущество сами покупаем и через то разоряемся без остатка».

– Так, значит, правильно они восстали!

– Может быть. Но только, когда войска подступили к Кремлю, его жители поняли: дело плохо! Стрельцы, потрясая копьями, кричали, что, мол, по их сведениям, малолетнего Ивана Алексеевича задушили Нарышкины. Наталья Кирилловна вывела обоих царевичей на крыльцо, чтобы показать: все в порядке, мальчики живы и здоровы. Вместе с царским семейством вышли патриарх и несколько бояр. Но тут раздались выстрелы в толпу из дворца: у кого-то сдали нервы. И тогда вспыхнул настоящий бунт! Стрельцы поднялись на Красное крыльцо и сбросили князя Михаила Долгорукова на подставленные внизу копья. Боярина закололи и изрубили бердышами на глазах у маленьких царевичей. Та уже участь постигла воспитателя Петра – Артамона Матвеева: он следом за Долгоруким погиб на остриях копий. Ворвавшись в покои, стрельцы бесчинствовали: грабили, бесновались, зарезали еще нескольких бояр, в том числе брата царицы Афанасия Нарышкина. И десятилетний Петр видел расправу над дядей своими глазами! На другой день стрельцы снова явились в Кремль, требуя выдачи им второго брата Натальи Кирилловны – Ивана Нарышкина. В противном случае бунтовщики угрожали погубить всех бояр. Царице пришлось отдать им брата, который был подвергнут беспощадной пытке, а потом казнен. Всего за время смуты было убито семнадцать человек! Три дня Наталья Кирилловна и Петр ждали смерти. И поверь, Саня, боялись они не напрасно! Историкам известен такой факт. Опасаясь за жизнь Ивана и Петра Алексеевичей, царица спрятала мальчиков в церкви Кремля. Скоро туда ворвались двое пьяных стрельцов. Они бросились на царскую семью с ножами. Но в этот момент кто-то крикнул, что нельзя проливать кровь у алтаря. Бунтовщики смутились, заспорили между собой. И Наталья Алексеевна успела увести сына и пасынка в задние покои дворца. То есть их всех спасла случайность! Может быть, это и есть, по-твоему, незаслуженное везение мажора?

– Э-э-э… – промычал Иноземцев. – А ты не врешь, Костина? Петр и правда чуть не погиб? И видел убийства людей?

О, какая радость! Змеища, оставив в покое Сашкину печень, корчилась в бурьяне! Зависть покачивала плоской головой. Багровые зенки гадины уставились прямо мне в глаза. Я почувствовала дурноту и отвела взгляд. Светка подняла с земли лежащий рядом с нами прутик и бесстрашно ударила им Зависть по железной морде! Змея, тренькнув кольцами, распласталась на траве. Скворец перепорхнул с Саниного плеча на мое, хрипло каркнул:

– О нет, Александр, девочка не врет. Ирина сообщила тебе подлинные воспоминания свидетелей тех событий.

– И все равно, – заупрямился Иноземцев, – этот Петруша – неженка. Пацану тринадцать лет, а мамочка с него пылинки сдувает! Заказывает ему к обеду особую кашку. Трясется, как бы деточка не переволновался, как бы ему ночью кошмары не приснились. Смехота!

Зависть приподняла из бурьяна голову, завозила хвостом и снова потянулась зубами к окровавленному боку нашего друга. Нет, гадина, ничего у тебя не выйдет! Я собралась с духом и сказала:

– Ну, во-первых, Санек, насчет каши. Она действительно очень вкусная и полезная – особенно для тех, кто хочет стать сильным и нарастить мускулы. Моя мама ее чудесно готовит. Это блюдо известно в кулинарии уже триста лет. Оно так и называется: «Каша Петра Первого». Когда вернемся домой, я тебя обязательно ей угощу. Уверяю: кашка прекрасна, просто тает во рту!

Мальчишка изумленно захлопал ресницами. Зависть дернулась от злости и попыталась обвиться вокруг моей ноги. Но была схвачена за кончик хвоста бдительной Светкой и отброшена в сторону. Кстати, змеища приятно уменьшилась в размерах! Значит, я на правильном пути. Продолжу:

– Во-вторых, насчет изнеженности царя. Это неправда, Санек. Петр, в отличие от других монархов, никогда не боялся ни трудов, ни опасностей, ни голода, ни холода. А вот здоровье у него действительно слабое – во многом из-за того самого стрелецкого бунта. Жестокие убийства знакомых и родных, а также пережитый страх за свою жизнь не прошли для мальчика бесследно. Помнишь гримасы, которые строил Петр? Это нервный тик. А один иностранец, знавший Петра, писал, что царь во время припадков еще и вертел головой, кривил рот, заводил глаза, подергивал руками и плечами. Позже, в двадцатилетнем возрасте, государь начал трясти головой. Когда юноша был сильно раздосадован или взволнован, у него переставала слушаться правая рука, она непроизвольно дергалась. И заканчивался приступ только после полной потери сознания. Царица сейчас не зря переживает за сына: он боится спать один, не переносит больших помещений, тишины и высоких потолков. Как ты теперь считаешь, Саня: есть тут чему завидовать?