Виктория Булдашова - Осень давнего года. Книга первая

Но Щука на мои слова никак не реагировал. Наш поверженный враг, похоже, отключился – или ловко притворился обеспамятевшим? Мы поднялись с земли и на всякий случай подошли к нему поближе. Нет, это не шутки. Ленька лежал неподвижно, как мертвый. Только рыжие волосы на его затылке чуть шевелились под ласковым ветерком Нелживии.

– Надо бы тебе еще по репе настучать, – провозгласил Сашка, всматриваясь в распростертую фигуру Леньки. – Да что-то лень. Живи пока, Рыба.

– Правильный вывод, Александр, – одобрительно заметил Кирилл, приземлившись рядом с нами. – Только, я бы сказал, слишком радикальный. Что значит «пока», мой юный друг? Душу и совесть убить невозможно. Они бессмертны. Поэтому твои угрозы Леониду глупы и абсолютно бессмысленны.

– Ха, Леониду! – закатил глаза Сашка. – Так Рыбу только родной отец зовет – я сам слышал – и учителя иногда, а остальные…

– И все-таки это его настоящее имя, не так ли? Остальное – прозвища. Впрочем, не буду отрицать: Щукин заслужил их своим поведением – весьма недостойным с моральной точки зрения.

– Точнее, мразевым! – заявил Иноземцев. – Он и сейчас врет, будто валяется без памяти. Такого бугая катком не задавишь! А Щучара лежит, ручки-ножки раскидал.

– Ошибаешься, Александр, – возразил скворец, – Слишком большое потрясение сейчас перенес этот мальчик – сознался перед вами в дурных намерениях. А это для Леонида – совершенно незнакомое ощущение.

– Ну да, – кивнула Светка. – Он же всегда пакостит исподтишка, когда взрослых нет. Вечно изворачивается, врет. Хитрый, как лис! Но почему Щукин сейчас признался? Мы здесь одни, и…

Кирилл взлетел и уселся на ветку цветущего боярышника. Теперь скворец оказался на уровне наших глаз.

– Дело в том, – задумчиво произнес он, – что совесть Леонида уже давно больна. Вся его зависть, и злоба, и мстительность камнем лежат на ней. Мальчик изнемог под тяжким грузом.

– Кто – Рыба изнемог?! – крикнул Сашка. – Да в нем стыда ни капли нет и не было! Ему хорошо, только когда другим плохо. Вот Рыба и старается, пяткой упирается, гадит всем, как только может. Главное, чтоб никто о Щукиных художествах не узнал и его не наказали. А Вы говорите…

– Александр, ты делаешь сейчас ту же ошибку, что и Леонид! – Кирилл удивленно развел черными крыльями. – Этот юноша тоже до сих пор думал: главное – чтобы его вину нельзя было доказать. Будто если окружающие не знают о совершенной Леонидом подлости, то ее вроде бы и не было! Но человек-то помнит о содеянном им зле. И совесть негодяя никнет от мерзости совершенного. Она стонет и кричит, а хозяин ее не слышит, постепенно превращаясь в чудовище. Но главное человеческое счастье состоит в том, что совесть остается с нами всегда, что бы мы ни совершили. Надо только захотеть ее услышать! Это относится почти ко всем людям, кроме одной, сравнительно небольшой группы населения, о которой вы тоже узнаете здесь.

– Погодите, уважаемый Кирилл, – не очень вежливо перебила я скворца. – Вы хотите сказать, что Щука захотел признаться?! И только поэтому мы узнали, что троица дураков готовила Робиковой сестренке?

– Не без вашей помощи, др-рузья мои! – провозгласила птица. – Р-разумеется, вы в своем пр-раведном гневе подтолкнули Леонида к откр-ровенности…

– Особенно когда по тыкве Рыбе съездили, – ввернул Сашка.

– Да. Но и сам он, поверьте, давно измучился от упреков нечистой совести, которых старался не замечать, – проскрипел скворец. – И, оказавшись один, без помощи приятелей, в безвыходном, как ему казалось, положении, не выдержал…

– И что, Щука теперь так и будет на траве валяться? – проворчал Иноземцев.

– Нет, конечно. Просто он впервые за много лет поступил честно. Леониду сейчас легко и радостно! Не будем ему мешать, пусть Щукин спит и дышит чистым воздухом Нелживии. Главные испытания юноши еще впер-реди!

Светка насмешливо покачала головой:

– Подумать только, какие муси-пуси! Что-то мне не верится в Ленечкины… как это? Ира, скажи!

– Душевные искания, – подсказала я.

– Правильно, – согласился Кирилл. – Их еще и не было, Светлана. Щукин сделал только первый шаг, и он оказался трудным для изолгавшегося мальчика. А вы, я напомню, считали, что Леонид искусно притворяется, симулируя обморок.

Ковалева засмеялась:

– Опять Вы, Кирилл, сначала закартавили, а потом перестали. Почему?

– А потому, Светлана, что когда кто-нибудь из вас огорчает меня, я тоже теряю человечность, и птичьи привычки берут верх. Но невозможно не быть человеком – хотя бы в душе! – читая вам, друзья мои, стихи Пушкина.

– Не расстраивайтесь за нас, – протянула Светка. – Мы сглупили с самого начала. Забыли, что эта страна лжи не прощает. Если бы Ленька притворялся, она бы его сразу наказала – как Иру после прилета. Костина боялась очнуться от обморока, и ее за это оса укусила.

Действительно, как мы не подумали! Сашка от досады стукнул ладонью о дерево и поморщился: гладкая, казалось бы, кора оцарапала мальчишку.

– Не мсти природе, Санчик, – вкрадчиво сказала Светка. – Она живая, разве ты не знал?

Иноземцев, как будто вспомнив что-то, повернулся и пошел к кустам, где раньше прятался Щука с мальчишками. Интересно, зачем? Мы с Ковалевой отправились за ним. Но раньше всех там, конечно, оказался Кирилл. Хорошее дело – крылья! Скворец поджидал нас, сидя на стволе диковинной деревянной пушки. Орудие было расписано яркими красками и золотом. Рисунок изображал сказочных зверей и птиц в переплетении цветов. Кирилл прокаркал:

– Если я верно понял, Александр, ты захотел поближе взглянуть на пушку? И убедиться, что она тебе, мягко говоря, не померещилась?

Сашка кивнул и стал осматривать диковинную игрушку с разных сторон. Светка заметила:

– Удивительно! Зачем нужна пушка из дерева? По-настоящему воевать с ней невозможно – как из такой выпускать чугунные ядра?

– Конечно, – солидно подтвердил Сашка. – Ствол же сразу разорвет!

– А между тем, – сказала я, – по размеру пушка как настоящая. Причем она сделана на совесть, да еще красиво разрисована. Дети подобное орудие не смогли бы изготовить, а взрослые не стали бы. Оно же годится только для игры! Вопрос: кому это было надо?

– И второй вопрос: где ее взял Щука? – задумчиво протянул Иноземцев.

– А я ее, Зема, в Париже заказал, а здесь на почте получил, – прозвучал сзади голос Леньки.

Мы обернулись. Действительно, это был наглый вражина! Щука стоял в трех шагах, под кустом ивы, и знакомо щерился.

– Лучше бы ты дальше спал, – в сердцах сказала я. – Чего дуралею не лежалось? Уже прискакал!