Нина Романова - Повести в Белых Халатах

Рудик поднялся, взял бумаги и положил руку Лене на плечо. Она продолжала сидеть, крепко сжав кулаки и глядя в пол.

– Вы верите в положительный результат, Марик? Вы меня не обманываете?

Я растерялся на мгновение, но она подняла глаза, и я понял, что от моего ответа сейчас зависит её решение, а значит, и жизнь.

– Лена, я не обманываю вас. Лет десять назад вы рассматривались бы как безнадёжная больная. Слава богу, медицина не стоит на месте. Сегодня есть методы диагностики и лечения, о которых мы раньше даже мечтать не могли! Нам с вами обязательно нужно выиграть время! Вы пролечитесь, а ещё через десять лет появится новое поколение препаратов, и они дадут нам следующие десять лет.

Она улыбнулась, как мне показалось, с облегчением, вздохнула и поднялась.

– Спасибо вам, Марик. Я буду у вас наблюдаться все следующие двадцать лет.

Я вышел из-за стола и, подойдя к Лене, обнял её хрупкую фигурку, которая совсем ещё недавно была довольно пышной.

– Приходите в любое время. Мы с Ниной будем наблюдать на УЗИ, как опухоль тает.

Новиковы ушли, со мной остались тишина, мысли о неожиданных поворотах судьбы и о том, кто эти повороты для нас определяет.

Вчера вечером заболела Фроська. Думаю, причиной разыгравшегося панкреатита явился визит тёщи. Но, естественно, никто с предложенной этиологией не согласился. Моя тёща – классический вариант еврейской мамы, для которой процесс приготовления и последующего поглощения пищи составляет, без преувеличения, смысл жизни. Убедить Раису Львовну в том, что собачка весом в шесть килограммов не в состоянии переварить и усвоить количество еды, превышающее половину её собственного веса, невозможно. Она считает, раз питание дробное, то есть поглощаемое маленькими порциями каждые десять минут, значит, оно здоровое.

Поведение Фроськи при появлении в квартире Раисы Львовны предсказуемо, как расписание поездов в Германии. Первые пару часов она не отходит от тёщи, следуя за шаркающими от холодильника к плите и обратно тапочками буквально по пятам.

Начиная с третьего часа, Фроська перемещается на наблюдательный пункт, где сидит, навострив уши. Она уже не топчется за кормилицей шаг в шаг и подходит к миске, только если в ней оказывается лакомство.

К концу четвёртого часа пребывания Раисы Львовны на кухне Фроська ложится на пол, продолжая осоловелыми глазами наблюдать за происходящим, но уже не поднимается, а лишь судорожно сглатывает при виде очередного вкусненького кусочка, падающего в миску.

Я думаю, блевать и гадить Фроська начинает после ухода кормилицы только из уважения к последней и опасаясь, что если не дотерпит, то в следующий раз не дадут. Тёща же чистосердечно считает нас лгунами, когда Кира в очередной раз орёт ей в трубку:

– Мама! И что вы опять дали собачке? Она изгадила мне всю квартиру!

На что мама неизменно отвечает:

– Ничего такого, чего я сама не кушала! Скажи своему доктору, пусть он животное полечит, хоть какой-то будет толк от его медицины.

Я давно перестал реагировать на замечания Раисы Львовны. Более того, я несказанно рад, что она не считает меня врачом. На заре моего брака с Кирой я как образцовый муж, стремясь угодить тёще, пытался добросовестно разобраться в её гипертонии. Но стоило заявить, что в первую очередь нужно отрегулировать питание и сбросить вес, как меня записали в ветеринары и принялись демонстративно игнорировать как врача.

После гневной тирады, выплеснутой на маму, Кира, возмущённая моим бездействием, обратила своё недовольство на меня. Но на подобные выходки я давно подобрал стандартный ответ:

– Могу ускорить процесс очистки собачьего организма путём клизмы и промывания желудка.

Кира, воочию представив последствия предлагаемых процедур, согласия на них никогда не давала. А, как известно, без согласия родственников никаких манипуляций с пациентом проводить не рекомендуется.

За ночь меня неоднократно поднимали оказывать помощь страдалице, в результате наутро я чувствовал себя как после дежурства и собирался на работу в надежде, что хотя бы первая пара пациентов проспит назначенную со мной встречу.

Донеся до машины своё неразбуженное тело и сев за руль, я понял, что забыл дома телефон. Без телефона день грозил превратиться в целый ряд мелких катастроф, а потому я нехотя вылез и тем же вялым шагом поплёлся обратно. Кира, открыв дверь, не преминула заметить, что всё у меня не как у людей. Она уже была на пути к ветеринару, хотя я профессионально убеждал её, что к обеду Фроська будет в полном порядке и единственное, что ей действительно нужно, – это лечебное голодание дня на два. Но для Киры, как и для её мамы, в таких вопросах я был не авторитет, а потому, подхватив сумку с сидящей в ней грустной собачонкой, супруга выскользнула на лестничную площадку.

Не обнаружив дома телефон, я уверил себя, что найду его в портфеле, лежащем в машине. Времени до начала приёма оставалось немного, и, спешно захлопнув за собой дверь, я бодрым шагом вернулся на стоянку. Попытка отыскать в кармане ключи оказалась безуспешной, и, дойдя до автомобиля, я заглянул через окно внутрь: ключи лежали на водительском сиденье. Дверцы были заблокированы.

– И биться сердце перестало! – воскликнул я и в самом деле почувствовал перебои сердцебиения, потому что в тот же момент осознал: ключей от дома у меня с собой тоже нет, так как они остались в портфеле, там же, где, вероятно, и телефон. Портфель лежал на заднем сиденье, и чуть приоткрытый замок показался мне зловещим оскалом.

«Спокойствие, только спокойствие!» – повторял я про себя, раздумывая, какой из возможных способов добраться до работы самый быстрый и безболезненный. Решить проблему было бы намного легче, если бы телефон оказался доступен. Но… На нет и суда нет.

Я отправился к проезжей части в надежде поймать попутку. Денег с собой тоже не оказалось, но расплатиться можно и по приезде в клинику. Мимо меня, как назло, проносились одни «мерсы» и «порши» вперемежку с троллейбусами. Ни одно из этих средств передвижения останавливать мне не приходило в голову. Я ждал появления «жигуля» или «тойоты», и вдруг рядом со мной тормознула ярко-красная «бэха», отчего-то показавшаяся мне смутно знакомой. Заглянув через тонированное стекло, я увидел Барби, которая активно махала мне рукой и явно приглашала в машину.

Я открыл дверку.

– Доктор! Зайчик! Садитесь скорее, здесь нельзя стоять!

Подобное обращение не показалось мне уместным, но необходимость добраться до работы по возможности быстрее заставила плюхнуться на пассажирское сиденье, не теряя драгоценного времени.

– Спасибо, что подобрали меня, – догадался поблагодарить я свою спасительницу, – у меня, поверите или нет, ключи захлопнулись в машине.