Галина Аляева - Менька

Людмила выпила кофе, приготовила завтрак и стала ждать пробуждения дочери.

Непричёсанная, в старой короткой ночной рубашке Надя ворвалась на кухню:

– Чем так здорово пахнет? Ватрушки?! Ура, вкуснятина!

Дом наполнился шумом, смехом, плеском воды.

Геркулесовая каша съедена с мученической гримасой. Когда в руках оказалась ватрушка, Надя повеселела и, запивая «вкуснятину» молоком, стала рассказывать школьные новости. Мама вчера пришла поздно, почему-то всё чаще задерживаясь на работе, и Надя не успела рассказать: Димка Полянов пробрался в учительскую…

Людмила Алексеевна, поглощённая своими переживаниями, дочь почти не слушала.

– Надя, мне нужно поговорить с тобой, – выдавила она и не услышала своего голоса.

Надя продолжала рассказывать:

– Его застал учитель физкультуры. Представляешь. Димка обалдел. Теперь ему грозит отчисление…

Тогда Людмила Алексеевна вытолкнула из себя с силой:

– Надежда, мне нужно поговорить с тобой.

– Мам, ты чего, – Надя смотрела на мать. – Ты чего так кричишь?

– Говорю: мне нужно поговорить с тобой, а ты всё болтаешь и болтаешь, не даёшь слово вставить.

Надя опешила, мама никогда так не разговаривала, она последнее время стала другой.

– Помнишь, к нам приходил Сергей Николаевич?

Надя не ответила, выдохнула: «Да!»

– Я выхожу за него замуж.

– Замуж? Ты же старая!

Людмила Алексеевна ожидала любых слов, только не этих.

– Старая?! Значит, считаешь – я старая?! И у меня всё в прошлом? Значит, ты считаешь, я не имею права на личную жизнь? Всё только для тебя. Для меня ничего! – она выкрикивала постоянно задаваемые себе вопросы. У неё не было ответа, но появилась надежда, что кто-то ответит и освободит от сомнений.

Резкие, болезненные выкрики испугали Надю, она не готова отвечать на простые, но пока непонятные для неё вопросы.

– Нет, мама! Нет! Я не хотела тебя обидеть. Ты не так поняла. Ты не старая. Молодая. Самая молодая, – она заплакала, обхватив руками мать за талию. Людмила Алексеевна с самого начала стояла, опираясь на разделочный стол, кухонька такая маленькая, что Надя протянула руки и мама оказалась в объятиях. – Молодая! Самая красивая! Самая лучшая!

– Что ты?! Что ты?! – Людмила Алексеевна гладила и целовала непослушные волосы, лоб, щёки плачущей дочери.

«Что я делаю? Зачем, зачем всё это? Она ребёнок, а я?! – горько подумала Людмила Алексеевна, и пришло успокоение: – Нужно решать самой! Она моя дочь! Она любит меня и всё поймёт!»

Надя перестала плакать, и Людмила Алексеевна начала разговор издалека: она была чуть старше дочери, когда встретила Виктора, полюбила, родила дочь. Они были счастливы, но однажды он сказал: «Я больше не люблю тебя и не хочу жить с тобой под одной крышей». Как принять и согласиться с предательством? Тогда, да и сейчас ничего не изменилось, слова любимого человека – страшная черта, за которую, как ей казалось, переступать нельзя. «Что? Что ты сказал? Я не расслышала…» – «У меня есть другая женщина. И давай без истерик. Не ты первая, не ты последняя». «Как же дочь?» – она попыталась уцепиться за соломинку. «Когда вырастет, поймёт и простит. Без любви жить нельзя», – сказал он, собрал вещи и ушёл. Последний раз виделись во время развода. Общие знакомые рассказали: уехал в другой город, там у него семья, растёт сын.

Они говорили долго, впервые не как мама и дочь, как две взрослые, одна умудрённая опытом, другая только-только приоткрывшая створки сложного недетского мира женщины.

Получилось ли у Людмилы Алексеевны доказать дочери: она достойна личной жизни, она любит её больше Сергея, он хороший человек, и ничего в их семье с его приходом не изменится? Ей показалось – да.

Надя утвердительно кивала головой и отвечала: «Да, конечно. Я всё поняла. Ничего не изменится. Ты любишь меня больше него», – но в душе зародилась и за разговор окрепла обида, подпитываемая эгоизмом: мама променяла её на чужого человека, как когда-то папа. Вдобавок ко всему ей не нравится Сергей Николаевич. Смотрит он на неё как-то не так…

Ольга Калинина встала поздно. Мать заступила на смену, отец вторую неделю отсутствовал, работал дальнобойщиком. Разбудить некому.

Ольга какое-то время повалялась в постели, затем встала, приняла душ. Цивилизация дошла и до их частного дома. Три года назад микрорайон газифицировали, и отец, как всегда он говорит: «Всё для вас, мои любимые женщины!» – переоборудовал террасу под кухню, ванную и туалет. Не квартира, но вполне сносно.

Отец у Ольги классный, балует, покупает, что ни попросишь, и особенно не напрягает. Учёбой не интересуется, если мать заведёт волынку: «Опять в дневнике одни замечания, двойка по физике и химии. Поговорил бы с дочерью», – отмахивается: «Главное замуж удачно выйти, и никакая учёба не нужна. Вот ты. Что толку? Училище окончила, а зарплата копеечная, работа сменная. Хорошо – я тебя люблю и обеспечиваю всем, что ни пожелаешь». Мать замолкала и с осуждением смотрела на мужа. Ольга про себя усмехалась: «Ага, любишь?!»

Отец матери изменял, и знала об этом вся округа. Ольга и сама неоднократно видела, как из его огромной машины высаживались расфуфыренные и не очень тётки. Соседка неоднократно, ехидно улыбаясь, говорила:

– У твоего отца, Оля, в другом городе другая семья имеется, неофициальная. Сын растёт. Сам проговорился по пьяному делу.

Только мать ничего не замечала! Ольга её за это не очень… уважала. Иногда, когда отец возвращался из рейса довольный, сытый, ей так и хотелось крикнуть матери в лицо: «Курица! Не видишь? Он изменяет тебе налево и направо. Где твоя гордость?»

Ольга вообще была не по годам взрослой. То ли сказывалась наследственность, отец с четырнадцати лет жил самостоятельно, то ли раннее половое созревание. Она первой в классе надела бюстгальтер, первой начала встречаться с мальчиком, на четыре года старше себя. Первой познала, что такое по-взрослому любить.

Напарником у отца был неженатый тридцатидвухлетний Толик. Холостяцкая жизнь его вполне устраивала. Жил с мамой, окружённый заботой и вниманием. Не оставался и без женской ласки. Его склада симпатичные, заводные парни у женщин разных возрастов пользовались успехом.

Толик часто бывал в гостях у Калининых, подолгу беседовал с Ольгой, интересовался успехами в школе, какие читает книги, смотрит фильмы, с кем дружит, есть ли мальчик. Из домашних с ней никто так не разговаривал, и она встречала его с восторгом, тем более – он приходил всегда с подарком. Шоколадка, книга, жвачка. Пустяк, но одно дело шоколад, привезённый отцом, другое дело подаренный таким взрослым и симпатичным парнем.

Ей исполнилось шестнадцать, она расцвела ещё робкой, но уже притягательной красотой желания, Толик начал посматривать по-другому, отец заметил и, пригрозив, предупредил: