Виктор Королев - Шкатулка, полная историй о героях

Сонечке Салтыковой безумно понравилось общество, в которое ввел ее муж, – известные писатели, поэты, музыканты, историки. Все эти молодые и талантливые мужчины казались ей не просто друзьями мужа – она мило улыбалась и кокетничала с ними, приглашая в свой дом. Дела и интересы мужа для нее ничего не значили. Хотя она с удовольствием пела романсы на его стихи и порой даже садилась помогать ему в издательских делах.

Одной из новых подруг «ее высокоблагородия милостиво государыни» баронессы Дельвиг стала Анна Петровна Керн. Та быстренько научила Софью многим несерьезным вещам. Ах, с каким заливистым смехом они, пользуясь отсутствием Дельвига, правили стихотворения Пушкина, уже подготовленные для печати. Ах, как весело заменять в стихах поэта слова, ломая их ритм и смысл! И как интересно любезничать с его друзьями!..

По Петербургу вовсю ходили слухи о многочисленных изменах Софьи Михайловны. Говорят, что она была любовницей едва ли не всего литературного бомонда того времени – в том числе Адама Мицкевича, Панаева, Вульфа и многих других.

«Я познакомился в эти дни с Софьей Михайловной Дельвиг, – пишет в «Дневнике» Алексей Вульф, – молодою, очень миленькою женщиною лет двадцати. С первого дня нашего знакомства показывала она мне очень явно свою благосклонность. Рассудив, что, по дружбе ее с Анной Петровной и по разным слухам, она не должна быть весьма строгих правил, я должен был надеяться скоро дойти до сущного. Я не ошибся в моем расчете… Софья совершенно предалась своей временной страсти и, почти забывая приличия, давала волю своим чувствам, которыми никогда, к несчастью, не училась она управлять. Мы не упускали ни одной удобной минуты для наслаждения – с женщиной труден только первый шаг, а потом она сама почти предупреждает роскошное воображение, всегда жаждущее нового сладострастия».

Вот уж поистине: когда кот идет налево, он песнь заводит.

«Баронессе не говорю ничего – однако ж целую ручку, но весьма чопорно», – пишет Пушкин Дельвигу в середине ноября 1828-го. Он знал всё про жену друга. Дельвиг не знал ничего…

Однажды Антон Антонович, вернувшись домой в неурочный час, застал жену в объятиях очередного поклонника. Последовала бурная сцена. София Михайловна и не пыталась оправдываться, наоборот – стала упрекать мужа в его холодности и невнимании к своей особе. Наутро Дельвиг не смог встать. Тяжелейший приступ нервической лихорадки длился почти полтора месяца. Временные облегчения сменялись всё более затяжными приступами.

Софья шлет сердитое письмо своей подруге: «Мой муж очень обеспокоил меня, сыграв со мною плохую шутку: он заболел, простудившись. Я не могу дать никакого поручения моему мужу. Он прямой мущина и ничего не понимает, а я не выхожу из дому уже четыре недели. Отец мой пишет мне: «К счастью, ты женщина, неспособная к страстным увлечениям, – иначе тебя не хватило бы для всех твоих знакомых». И он совершенно прав».

14 января 1831-го Дельвига не стало. Ему было всего 33 года. «Ушел лучший из нас», – сказал на похоронах Александр Пушкин…

Софья Михайловна недолго вдовствовала – и полгода не прошло, как она выскочила замуж за брата поэта Баратынского, того самого любовника, с которым её застал муж. Переписка Софьи с подругой станет реже и короче, а очень скоро и вовсе прекратится. Ей еще придется пережить и потерю дочери, и раннюю смерть второго мужа. «Это прямо какая-то роковая женщина подле русской поэзии: все, кто любил ее, умирали», – примерно так высказался один из современников. Сама она проживет очень долгую по тем временам жизнь, перешагнет на девятый десяток и умрет в 1888 году в своем имении – немощной, всеми забытой старухой. Спустя почти полвека, наверное, никто бы о ней и не вспомнил, если бы не шляпа камер-юнкера Пушкина – единственное, что от бывшей баронессы осталось хорошего…

В сессию я завалил введение в литературоведение – был такой в университете предмет. Осенью пришлось пересдавать. Предполагалось, что всё лето я буду учить, чем романтизм отличается от классицизма, почему соцреализм – непоколебимая платформа для истинного творчества и прочую дребедень. Но учебника в руки я так и не взял.

В конце сентября заведующая кафедрой профессор Архангельская (как сейчас помню её фамилию!) завела меня в кабинет и сразу заявила:

– Надеюсь, вы успели не только загореть, но и проштудировать мой учебник. Поэтому спрашивать буду не по билетам. Вот вам вопрос без подготовки – «Принцип открытых дверей в творчестве А. С. Пушкина».

Минут десять я что-то мямлил про великого русского поэта, пока не понял, что снова валюсь, опять двойка – приплыли.

– У вас вообще есть любимая книга? – с тоской и нарастающей угрозой спросила завкафедрой. – Вы читать-то любите?

– Ильф и Петров, «12 стульев»! – выпалил я. И добавил с отчаянья:

– Читать я люблю. Книга – источник знаний.

– Но Пушкина вы не знаете даже на уровне средней школы…

И тут меня понесло:

– Мне ещё в школе учителя твердили: Пушкин – сила, Пушкин – сила, а в чем его сила-то? Я вообще не понимаю, почему нужно отдельно изучать «введение в литературоведение», потом отдельно «заключение», да? А основная часть когда?

– Да как вам не стыдно! – швырнула она зачетку на стол. – Придёте пересдавать на комиссию!

Я не вставал. Смотрел на нее в упор:

– Не стыдно – не знать. Стыдно не стремиться узнать. И я вас уверяю, что ещё многое узнаю – и про Пушкина, и про… В Библии сказано: стучите в закрытую дверь – и вам откроют.

Она, с ненавистью глядя мне в лицо, прошептала:

– Да вы наглец, молодой человек! Ни основоположников марксизма-ленинизма не знает, ни творчества великого Пушкина, а библию он, видите ли, читал!

– Основоположники сказали, что бытие определяет сознание. А вы сейчас лишаете меня стипендии своей двойкой, вот!

Она взяла зачётку, что-то там написала, аккуратно её закрыла и протянула мне.

– Пусть это будет вам уроком на всю жизнь!

Я вышел из кабинета и, понурый, поехал домой. Только в трамвае открыл зачётку. Там стояло: «Введение в литературоведение – «хорошо». И дата – 27 сентября 1967 года.

В тот день в Париже умер князь Феликс Юсупов. Страна готовилась к 50-летию Великой Октябрьской революции, и ей не было никакого дела до того, кто в декабре 1916-го убил Гришку Распутина.

В книге А. С. Пушкина «Опровержение критики» (1830) есть такие строки: «Возвратясь из-под Арзрума, написал я послание к князю Юсупову. В свете оно тотчас было замечено, и были… мною недовольны. Светские люди имеют в высокой степени этого рода чутьё. Это заставило вельможу звать меня по четвергам обедать…»