Нина Гаврикова - Задушевный разговор

– Никого нет. Пошли мыться!

Девочки, рассеянно озираясь по сторонам, вернулись в моечное отделение. Ольга, набрав в таз воды, мыла свои длинные, роскошные волосы. Надя встала под горячий душ и тёрла пятки пемзой. Валя сидела на скамье, намыливала мочалку. Когда у Лили закончилась вода, она взяла со скамьи таз и пошла набирать. Только открыла краны, как с жутким шумом распахнулась дверь в летние души. Она зарделась в смущении и завизжала. Тут же погас свет. В тёмном проёме, в клубах морозного воздуха возвышался тёмный силуэт. Блики уличного фонаря сквозь незамёрзшие стёкла окна душевой падали ему на голову, отчего кончики кудряшек казались серебряными. В висках у Лили пульсировала одна мысль: «Это он! Банник! Это ОН!!!» Она закричала:

– Банник! В летних душах Банник!

Подруги на миг замерли, соображая, что случилось. Лиля, ладная, чуть полноватая девчонка, объятая страхом, бросила таз, призрачной тенью скользнула к окну, бесцеремонно залезла на подоконник, с силой дёрнула шпингалет форточки; когда та податливо распахнулась, разом раскрыла и вторую. Не помня себя, вылезла на улицу и спрыгнула в невысокий сугроб. Ледяная корочка под ногами хрустнула, но Лиля, не замечая ничего вокруг, испуганной рысью сделала несколько отчаянных прыжков; выбравшись на тропинку, замерла в ожидании подруг.

За ней следом проворно вылезла ловкая, гибкая, светлоглазая блондинка Надя. Обычно бойкая, открытая, весёлая Валя, откровенно разозлившись, швырнув мочалку в таз, покорно махнула за Надей. Высокая, стройная, своенравная брюнетка Ольга тщетно старалась смыть пену с лица и, плюнув на всё, закинув мыльные волосы на затылок, лихо сиганула на улицу вслед за одноклассницами. Нестерпимый холод обжёг распаренные девичьи тела. В ушах звенел зловещий хохот Банника, казалось, он вот-вот выскочит из форточки. Подруги, толкая друг друга, помчались мимо кочегарки в прачечную.

Тётя Оля опешила, увидев девчонок, которые наперебой объясняли, что случилось.

– Тише-тише, говоруньи мои! Не все разом, по одной.

– Свет-т-та нет-т-т. В душ-ш-шах Бан-н-н-ник! – лихорадочно стуча зубами, ответила дочь.

– Вот я ему сейчас! – Мать, нервно передёрнув плечами, взяла только что отжатую, прополосканную простыню и погрозила незваному гостю. – Корыта я намыла, так что набирайте горячей воды и отогревайтесь, а я сейчас схожу, разберусь.

– Нет, не надо! – в один голос завизжали девчонки.

– Ну, не бойтесь, меня-то он не тронет, я же своя.

Тётя Оля скинула старые, стоптанные набок, шлёпки, сунула ноги в валенки, накинула пальто и вышла, не выпуская из руки простыню.

Кочегары увидели в окно, как в лютый мороз одна девица нагишом, в чём мать родила, бежит, за ней – вторая, третья, четвёртая, и остолбенели. Семён Семёныч опомнился первым, посмотрел на гвоздь, где обычно висел ключ, понял, в чём дело, и заторопился в летние души:

– Ишь, стервятники! Чего удумали?!

Напарник не отставал. Только повернули за угол, смотрят: на крыльце в летние души копошатся их сыновья. Одному шестнадцать, другому четырнадцать лет, а всё, как дети малые, на разные проказы горазды: бывало, летом в огороды соседские залезут клубничкой полакомиться, а тут ещё чище придумали. Отцы отвесили своим отпрыскам подзатыльники и, схватив за шиворот, потащили в кочегарку. Усадив перед собой на стулья, начали допрос.

Гришка, парень, что постарше, сын Семёныча, потёр ушибленное место:

– А чего они заладили: Банник, Банник. Вот и решили им настоящего Банника показать.

– Вы у нас больше часа назад были. Где прятались? А ключ когда успели умыкнуть? – вопросы сыпались один за другим.

– Да ключ-то мы ещё вчера с гвоздика сняли, когда вы уходили дрова с вагонеток скидывать. Сегодня чуток не рассчитали, рано припёрлись. Пришлось долго в душе сидеть, ждать, пока тётя Дуся вымоется. Мы от мороза аж скукожились все.

– И её напугали? – поднял вверх крепко сжатый кулак Семёныч.

– Да, нет. Тихо сидели, даже не смеялись. Только когда в предбанник ушла, Колька в раздевалку тихонечко пробрался: рубильник-то в раздевалке.

– И где спрятался?

Колька густо покраснел:

– В туалете.

– И что дальше? – хмуро посмотрел в глаза сыну Валерий Александрович.

– Что дальше, что дальше? – шмыгнул носом Колька. – Когда Лиля завизжала, я свет выключил.

– А когда Лиля завизжала? – тряхнул за плечо сына Семён Семёнович.

– Когда я дверь открыл.

– Ну, всё! Теперь жениться придётся!

Парни и кочегары, вздрогнув от неожиданности, повернулись к дверям, где с мокрой простынёй в руке стояла Ольга Борисовна. Парни соскочили со стульев:

– Жениться?

– Жениться-жениться. Раньше девки на суженых гадали, а теперь парням неймётся. Что ж, вы их сегодня воочию увидели, так что невест своих уже, считай, выбрали, – то ли шутила, то ли серьёзно рассуждала билетёрша. – А теперь марш отсюда, чтоб духу вашего здесь не было, и никому ни гу-гу об этом.

Гришка, высокий и худой, как жердь, парень с длинными золотыми кудряшками на голове, бочком-бочком протиснулся мимо будущей тёщи и пустился наутёк. Колька, чуть пониже и намного шире в плечах, с вихром чёрных, как у цыганёнка, волос над высоким лбом, прищурив карие глазки, хотел было что-то возразить, но, внезапно передумав, кинулся вслед за другом.

– Мужики, дверь в баню изнутри заперта. Дайте ключ от душевой.

Кочегары растерянно переглянулись:

– Дык… мы…

– Да они…

– Чего замычали-то?! Вон ключ на гвоздике висит. Девчонки-то, видать, через форточку вылезли, а ключ от бани в раздевалке остался. Я через души зайду, вещи заберу, всё закрою и вам ключи принесу.

– Чего спрашиваешь, бери да и всё! – дёрнул за рукав напарника Семёныч. – Помочь-то надо?

– Да ладно, сама справлюсь!

Кассирша шагала по тропе и невольно увидела мокрые следы на снегу. Они были не похожи на те, что когда-то ей показывала Аннушка. Женщина остановилась на крыльце: отпечаток, размером с мужской валенок, был мокрым. Она повернула обратно к кочегарке, заглядывая оттиск. Сомнения закрадывались в душу: парни ли напугали девчонок?! Может, и впрямь Банник?! Но, пренебрегая интуицией, вновь направилась в баню. Минуя летние души, зашла в моечное отделение. К её удивлению, свет в бане горел, а из кранов, что находились ближе к летним душам, хлестала горячая и холодная вода. На бетонном полу блестела огромная лужа. «Вот стрекотухи, хоть бы воду закрыли! И как Колька тут пробрался?» – проворчала в сердцах кассирша и, стараясь как можно ближе ступать к стене, чтобы не замочить валенки, попробовала дотянуться сначала до одного крана, потом до другого. Благополучно справившись с поставленной задачей, она удрученно заметила, что валенки сырые, и поняла, откуда появились следы на снегу – от Колькиных насквозь промокших валенок. Дальше тётя Оля, уже не опасаясь, поспешила к душу, где вода тоже текла рустом. Потом захлопнула форточки. Не без интереса заглянула в парную: никого! И, сама себе улыбнувшись, поспешно прошлась между скамейками, забрав нехитрые банные принадлежности девочек. Озабоченно оглянувшись, проверила, всё ли собрала, и двинулась за вещами в раздевалку. В шкафчике Лили сняла с крючка ключ, засунула в карман. Попробовала собрать в охапку пальто, шапки, валенки и сумки, но рук не хватало. Тогда она прошла в кассу, сняв тяжеленные мокрые валенки, поставила их на батарею, обула старые, изрядно поношенные, кожаные сапоги и нашла брошенную было верёвку. Вернулась в раздевалку, пальто и валенки девчат связала вместе и, как вязанку дров, перекинула через плечо. Шапки и остальную одежду распихала по сумкам, которые одну за другой нацепила на левую руку, правой дотянулась до рубильника; выключив свет, на ощупь выползла на улицу. Нашарила в кармане ключ, вытащив его, заперла дверь. Неуклюже ковыляя с большой ношей, вернулась в прачечную, но рассказывать, что произошло на самом деле, не стала.