Андрей Иванов - Театр ужасов

– Ну, что улыбаешься?

– Я сейчас на колесо лазил…

– Какое колесо?..

– На Чертовое…

– Ты?

– Да.

– Врешь.

Лестница на Колесе обломана, забраться на него невозможно.

– Не веришь? – взорвался он. – Блин, жаль папец у меня телефон отобрал, я б сделал селфи. Ну ничо, достану новый, селфач сделаю, влеплю тебе на стену в Фейсбуке!..

– Да ну, не надо, верю…

Он не слышал – разъяренная спина, гневные локти.

– Да ну тебя! – крикнул он и прыгнул на перекладину, ловко подтянувшись, перебросил ноги, влез в люльку, через пару мгновений чиркнула зажигалка и появился дымок.

В мастерской было тихо. Я подергал калитку – заперто. Жалюзи на окнах. Возле входа молчали обоеполые чудовища, чем-то отдаленно напоминавшие статуи древних египетских богов; Кустарь их выдолбил из стволов поваленных бурей деревьев. На стенах свежие, из каучука отлитые маски, рельефные гипсовые маскароны. И найденные ржавые чеканки… Под навесом вьюном захваченной террасы стоял манекен; и до него вьюн добрался, он оплел его шею и протянутую руку, на ладони которой лежало механическое, на будильник похожее сердце. Зеленый ковер мягко стелился вокруг дома, на поросших мхом и травкой плитняковых плитах, как экспонаты, были выставлены куклы, вазы, кувшины, изрядно поношенный протез ноги, всевозможные предметы, детали и инструменты. Кустаря нигде не было. В просторном вольере горбатый сторож кормил собаку.

– Ну, здорово, как она?

– Ага, добрый день. Кустаря что, нету?

– Нет. Всей честной компанией ушли на стрельбище – новое изобретение будут испытывать. А вон, хлопки, слышь? Уже началось…

Я поторопился на стрельбище.

Первым заметил Шпалу. Он стоял на придорожном ледниковом валуне и целился из большого пневматического ружья. Я посмотрел в поле, но ничего не увидел, меня ослепило солнце.

– Ближе! – кричал он, беря кого-то на мушку. – Еще! – Он говорил по hands free (портативная рация пищала и щелкала на поясе). На нем был костюм хаки и кепи – ни дать ни взять охотник сафари! – Еще шагов пять… Так держать! Еще парочку шажков… Стой! Да стой, я попробую… Блин, ни черта не слышат… – Он снял с пояса рацию, встряхнул ее и повторил, чтоб остановились. Повесил рацию. Снял с плеча ружье и, недолго целясь, выстрелил, еще… и еще раз.

Я глянул в поле, прикрыв глаза от солнца. Теперь я увидел несколько силуэтов… Эркки – его было легко узнать по кругло выпирающему животу и зеленой каске – стоял в отдалении от мишени, снимая происходящее на камеру. Кустарь косолапо переваливался, вышагивая возле странной фигуры, которая и была мишенью. Но что это за чучело? Что за чертовщина там бродит?

Ко мне подошел Лутя, брат Шпалы.

– О, привет. Видал, испытываем новый прибамбас. Кустарь придумал.

– Я не понял, что это там такое?

– А это Коротышка.

– Что?

– Факт! Что, не узнать? Вот эта штука на нем и есть изобретение Кустаря.

– Чудовищно.

– Вещь! Погоди, сейчас самое интересное начинается…

Шпала опять выстрелил.

– Ну, что? – спросил он в рацию. Я отметил красивое ружье, с оптическим прицелом.

– Новое ружье?

– Ага, – с завистью ответил Лутя.

Шпала делал вид, будто сильно занят: хватал бинокль, вглядывался, ругался, манил на себя рукой, кричал в рацию, чтоб подходили смелей поближе, с важным видом поднимал пневматическое ружье и, многозначительно прищурившись, всматривался в прицел. Что-то там было не так.

– Да что он качается, как пьяный? Ровней иди! Скажите ему – пусть не петляет, а идет прямо на меня!

Шпала держал ружье на сгибе руки с небрежностью бывалого охотника. Он его даже не замечал. Снова включил рацию, спрыгнул с валуна, дуло почти коснулось земли.

– Алё, блин, Эркки!.. Да убери ты камеру свою, отвечай! Вы можете подвести Коротышку еще ближе? Что?.. Не понял… Еще пару шагов, Эркки… Чего нет? Что значит не хочет? Чего он менжит? Да скажи ему, чтоб не ссал! Задолбал… мудак… На него навьючили скафандр, он боится. Он ни фига не почувствует! Скажи, чтоб не ныл. Обычное ружье… Придурок…

И снова выстрелил, и еще два раза.

– Во! Во так! Хорошо! Эркки, алё, ставьте первый флажок. Есть. Медленно придвигайтесь… Что вы там? Что тормозите?

В поле произошла заминка. Фигура Коротышки – в костюме, изобретенном Кустарем, он выглядел великаном, на голову выше Эркки и Кустаря – покачнулась и грохнулась. Шпала выматерился. Эркки бросился к упавшему. Кустарь подавал сигналы, чтоб не стреляли: он поднимал руки и махал ими, скрещивая и разводя, немного подпрыгивая, как американский футболист на разминке.

– Что за цирк, мать вашу, – прорычал Шпала, ему не терпелось пострелять. Он поднимал ружье и смотрел сквозь прицел на Кустаря. – Поставьте придурка на ноги! Эркки, что там с ним? Отвечай! Какой обморок? Пусть встает!..

Эркки говорил, что Коротышка задыхается, срывает с себя шлем…

– Я не понял! Вы что? Мы только начали пристреливаться, – ругался Шпала, наконец он потерял терпение. – Короче! Я ушел. Приведите его в норму и вызывайте меня, когда он железно – железно! – будет на ногах. С этой фишкой надо решать сегодня. Либо делаем, либо не делаем. Клиенты ждут, мать вашу, ясно? Надо рекламу запускать. Все, я пошел. Дел по горло.

– Слышь, давай я достреляю. – Лутя потянулся к ружью, но Шпала отвел от него ствол.

– Из своей пукалки стреляй.

Шпала пошел по дороге широким шагом: кривые ноги добермана, плечи гуляют, ружье, рация, важность… Лутик потрусил за ним.

Трава была сырой, высокой. Репей цеплялся за рукава, я срывал травинки и жмурился. Брюки и даже рукава намокли от росы…

С Коротышки снимали маску… Он нетерпеливо сучил руками…

– Да не мешай ты, – сердился Кустарь.

Маска была странная – крупная, из грубой толстой кожи, со шнуровкой сзади, с дополнительным двойным лбом и медной пластиной на нем; красивые медные заклепки бежали вдоль шеи и нагрудника, на плечах эполеты в духе стимпанковской эстетики, – это уже была не просто маска, а настоящий кожаный шлем, который составлял с костюмом единое целое.

Когда шлем расшнуровали и отстегнули от Коротышки верхнюю часть, он охал и тяжело дышал, фырча, как лошадь, шея и грудь его взмокли. Теперь с него сдирали костюм, будто высвобождая из тела монстра…

– Осторожно, осторожно, – приговаривал Кустарь. Он ползал и расстегивал крепкие боковые заклепки. Эркки, придерживая за подмышки, тянул Коротышку, тот дрыгал ногами от нетерпения. – Не так резко, ты!.. Не попорти мне вещь ! – Ноги застряли, запутавшись в проводках и шнуровке, Коротышка шипел, чуть не плача:

– Ну же, ну, не могу… снимите с меня это… сами лезьте в этот скафандр…

Я присел, чтобы разглядеть новый костюм получше. В теменной области шлема, хорошо впаянное в резину, сидело съемное механическое устройство, проводами и трубочками оно соединялась с баллоном литра на три, который находился на спине вместе с раструбом. Под ним таился хитрый пружинный механизм. По плечам и спине бежали ряды мелких галогенных лампочек. Сама теменная часть пристегивалась заклепками к кожуху с мордой. Морда больше походила на рыло кабана. Наверное, таким должен быть Минотавр, подумал я и потрогал ее. Отверстия для глаз с двойным крепким стеклом и металлическими оправами, дыхательные пути надежно защищены прочным забралом, похожим на звериный оскал; нос вздернутый, как и на маске Кустаря (он всем сделал одинаковые резиновые дуры, а себе отлил особенную, с вздернутым раздвоенным носом, как у вурдалака в советском фильме «Вий»).