Валерий Попов - Мы не рабы

Да. Казна не пополнялась. Несколько робких буржуазных семей, занимающих виллы, увидев веселых матросиков в свободном полете, решили слинять… видимо, память о семнадцатом годе крепко засела в костях. Странно… к чему это мы пришли? Строили капитализм, не щадя головы, – я потрогал голову, – а построили что?

Живем как на заставе, окруженные басурманами. Капиталистические предприятия национализированы. И держим рубеж. Пребывание воинской части наложило-таки неповторимый отпечаток на нашу жизнь: теперь тут у нас была передовая, и переходить на ту сторону было нельзя. Головокружительный парадокс ситуации был в том, что по ту сторону «демаркационной линии», совпадающей с воротами, гуляли исключительно наши соотечественники, ели-пили в тех самых шатрах и даже пели до боли знакомые песни, и хотелось их подхватить… но между нами рубеж. Морпех всегда стоял у калитки.

– У нас миссия – особая! – не без гордости говорил Влад, кажется, слабо понимая, что он имеет в виду. Не вижу наживы! Влад привез из Запрудного кроликов и душой привязался к ним, а потом сам же бегал с окровавленными руками и слезами на глазах. Тушки их трогательно смотрелись как бы в перчаточках и носочках – есть такой обычай оставлять там кусочки меха. Гости слаженно ели крольчатину. Ежик подружился с кроликами, и – страдал. А нас – презирал. И капитализм не построили, и съели его друзей. Тупик исторического развития? Цугцуванг! Есть такая ситуация в шахматах, когда любой ход губителен!

За время пребывания у нас воинской части открылась удивительная военная тайна. Гости наши… не пили. И не дрались… и даже не ходили в холерный барак. Они… читали. Причем про себя. Книжки те – встрепанные, пузатые, мягкие, впервые так их много увидел – валялись повсюду. И любой читал их с любого места. Какая разница? Суть ясна! Мы так мечтали о новой литературе!.. и вот она. «Похождения седого». «Возвращение слепого». «Битва парализованного» (который, ясное дело, парализованным не был, а лишь притворялся для конспирации), а сам владел самыми современными способами убийств… Но убийств благородных! Ради высоких целей! Или для завершения запутаннейшей операции, которую не перематывать же обратно: надо как-то кончать, раз мужик! Крепкая мужская дружба сметала все!

Было вполне нормально замочить сотню человек, если друг в опасности… Как вы почувствовали – я тоже начал это читать. И даже стал чувствовать потребность что-то такое написать. Надо срочно отсюда валить! Но… Куда? Модная литература засохла в модных формах, как асфальт. А тут – жизнь! Мерзкие коррупционеры из верхов посадили честнейшего «парализованного», бывшего, конечно, спецназовца из элитного подразделения, в тюрьму, там он завоевал уважение уголовников и ушел через канализационную трубу, – и поочередно всем отомстил! Душа поет. Нона вдруг спросила меня: «А чего ты, Веча, не пишешь?» – «Так другие же пишут. Они и жизнью управляют теперь!»

Казалось, кроме книжек они и не видят ничего. Но когда я, не торопясь, подошел к калитке, возле которой стоял читающий часовой, и непринужденно хотел пройти, он, не открывая от книги глаз, вдруг выставил вперед руку и перекрыл проход. Возможно, именно так в этот миг и поступил бы герой книги, которую он читал.

Спасла нас, как часто бывает, женщина.

– У нас что тут? Изба-читальня? – набросилась Наиля на Сокола.

– Но вы же сами просили вас защитить? – усмехнулся Сокол.

– Хватит, уже защитил, – проговорила Наиля.

Есть такая пьеса «Троянской войны не будет». Так и тут. Все самое правильное и смелое делают женщины… Исчезла вдруг Нона. Обыскался ее. Тут подвернулся Сокол. – Нону не видели? Он подошел к читающему часовому: – Смир-на!.. Тут не проходила женщина средних лет? Почему – средних? – А! – Тот оторвался от книги. – Возраста не заметил. Но сказала – «за сигаретами»! – За сигаретами! Вы что, не понимаете, что здесь – рубеж?

– А… Да! Извините.

– «Извините»? – взвился Сокол. – Вас что, из университета выгнали?

– Так точно!

Оставив Сокола разбираться с часовым, мы с Владом «пошли в разведку». Нону мы нашли без труда – возле того самого шатра. Где когда-то происходило махалово… А теперь – уютнейшая беседа! Она сидела с Асланом и еще с двумя, словно высеченными из гранита.

– О! – обрадовалась она. – А мы тут подружились с ребятами!

И они улыбнулись, как улыбались бы, наверно, каменные скалы. И – пошел разговор! Сошлись на четырех с половиной процентах от их дохода, но при условии, что эти проценты мы будем тратить у них же… так что денег можно даже не забирать, очень удобно! Надо еще эти четыре процента проесть! Но думаю, справимся.

Вернулись довольные.

– Ну вот, хоть что-то! – подытожил Влад.

Часового, что удивительно, не было. На его месте стоял Сокол.

– Кто идет? – спросил он шутливо.

– Это ммы… Ммилионеры! – промычал Влад.

– Увы! Для миллионера вы слишком мягкосерды! – впечатал он.

Влад растерялся:

– А где мореманы?

– Ваши друзья, – язвительно проговорил Сокол, – уже далеко. И отправятся еще дальше… где им будет не до чтения. Сняты, как не справившиеся с заданием.

– Как – не справившиеся? – Влад не понял. – Они ж нас спасли!

– Больше они вас не спасут! – отчеканил Сокол.

– От чего это? – продолжал куражиться Влад.

– От хода истории! – произнес Сокол.

Да – это мрачно! Мы с Владом стали испуганно озираться: какая еще напасть?

– У тебя есть единственный способ уцелеть! – сообщил Владу Сокол.

– Это какой же? – Влад аж побледнел. Но и у меня душа ухнула. Чем пугают?

Сейчас, – подумал я, – Сокол скажет Владу: «Ты ведь служил?» Заметил, что Сокол вдруг перешел с ним на ты… Влад наш, значит, уже не «бизнесмен»? А – кто?

– Бульдозер у тебя есть?

Крутой поворот!

– Ну есть, – растерялся Влад. – В сарае стоит.

– Выгоняй его!

– Зачем?

Сокол с шикарным шорохом расстегнул молнию сумки и достал изящную папку.

– Вот! Постановление на снос всех этих шалманов! – Он указал на струящиеся по эстакаде огоньки. – Твой момент! – Он щелкнул ногтем по папке.

– Нет. Друзей я сносить не буду, – Влад произнес.

– Уже – друзья?

– По сравнению с тобой, да.

– Зря. Ты мог бы кое-что получить.

– Не надо нам от тебя ничего! – это сказала Наиля.

Потом Влад неоднократно говорил, и даже на официальном выступлении, которое состоялось позже, что горд, «сохранив чистоту» своего бульдозера, и теперь может появляться на нем в любом приличном обществе.

А тогда – всю ночь мы слышали треск, там сияли фары и гасли огоньки. Мы не расставались… как при всех исторических переломах.

Наутро эстакада была абсолютно пуста… Но недолго. Стал приближаться какой-то вой, и на эстакаду поехали непрерывным строем какие-то невиданные прежде машины.