Виктор Улин - НикитА

– Это как?

– Замыканием двадцать второго и двадцать третьего прерываний процессора. Нужно было влезть в мамку – ну, то есть, в материнскую плату – и подвести шлейф от блока к сокету, но сделать это квалифицированно, чтобы камень не сгорел. Работа была тонкая, мы делали по высшему разряду и деньги нам платили немалые.

– Здорово. А это было опасно?

– Ну как сказать… – Олег повел плечами. – Мы в России, Танька, а это страна не для людей, нормально жить тут невозможно. Или пидараситься за копейки, или рисковать. А дальше все зависит от масштаба. Украл три рубля – угодил в тюрьму. Украл три миллиарда – стал губернатором области.

– Круть, – подтвердила я.

– На самом деле моя работа была хуже, чем ограбление банков. Я не грабил кого-то по отдельности, я не давал качать налоги из бизнеса и был врагом государства.

– Врагом государства?

– Да, – он кивнул. – По сути государственным преступником. Но ты спрашивала меня про мораль. Так вот, я о том ни капли не жалею.

– Ни капли? – перепросила я.

Кажется, Олег в своем отношении к окружающему миру был сходен со мной.

– Нет. Потому что если бы деньги, утаенные с моей помощью, пошли в бюджет, они бы все равно никому не принесли пользы.

– Никому?

– Никому. На них бы не построили жилье, чтобы бесплатно расселить в человеческие условия вот эту клоаку.

Олег обвел руками вокруг себя.

Название, данное нашему дому, где всегда слоился железистый запах самогона, варимого на втором этаже, показалось мне точным.

– И с их помощью не увеличили бы пенсию таким, как ты – несчастным, потерявшим в детстве отцов.

Я открыла рот и тут же закрыла.

Мамина глупость не была беспредельной. Своим кавалерам она не признавалась, что ее бывший супруг жив-здоров и отбывает срок за убийство.

Впрочем, я тоже говорила, что отец умер; в школе в это верили все.

– Эти деньги пошли бы на зарплату какой-нибудь московской сволочи, заседающей в Госдуме… или что было в те времена, уже не помню.

Вздохнув, Олег посмотрел на меня, но явно видел что-то другое.

– И если повторить все опять, я поступал бы точно так же, не испытывая капли угрызений.

Я кивнула.

Нынешний разговор неожиданно ушел в очень темные глубины – или поднялся в какие-то очень черные высоты.

Прежде мы с Олегом обсуждали фильмы, которые он смотрел по телевизору, а я – кое-как на своем тормозном компьютере.

– Хотя на самом деле так я рассуждаю сейчас. А тогда был просто дурак, радующийся тому, что своим умом и умением могу что-то заработать и тем жить

– И ты жил, не думая о том, что надо получить диплом института? – уточнила я.

– Правильно догадалась. Лилась золотая река и она казалась вечной. Потому что бизнесменов становилось все больше, а налоговики зверели все сильнее. Но потом…

Олег замолчал, словно предчувствуя, что сейчас нас прервут и не стоит продолжать рассказ.

Так и случилось, в кармане его клетчатой рубашки зазвонил телефон.

Он вынул девайс, взглянул на меня и приложил палец к губам.

Этого можно было не делать: я знала, что звонит мама, больше Олегу никто не звонил.

– Да, все нормально, – ответил он. – Таня спит, я смотрю телевизор без звука…

Наши посиделки на кухне были невиннее некуда, но мама ревновала Олега ко мне чем дальше, тем сильнее.

При том она имела безлимитный тариф, в случае отсутствия посетителей ночные разговоры с будущим мужем могла вести часами.

После них Олег как-то замыкался и без охоты возобновлял прерванную беседу.

Да и мне хотелось спать.

Мы понимали друг друга.

Бесшумно встав со стула, он помахал мне рукой и на цыпочках вышел из кухни, без звука затворил за собой дверь комнаты.

Пока Олег крался, я слышала неразборчивый мамин голос в наушнике его телефона.

Прежде, чем исчезнуть, он зажал пальцем микрофон смартфона и сказал:

– И помни, Танька…

Мама что-то мурмулила, ее голос невнятно булькал в наушнике.

– Жизнь – это не то, что есть, а то, что кажется.

Я встала и плотно закрыла кухонную дверь.

Теперь, стараясь не греметь, я могла помыть чашки, разложить свое кресло-кровать и идти в душ.

Этот разговор что-то всколыхнул в моем сознании.

Я еще сильнее поняла, что приложу все силы, лишь бы вырваться из нынешней гробницы.

В школе мне давно стало скучно.

Одноклассники жили на подростковом уровне, их не заботили взрослые заботы. А я думала о том, как устроить жизнь по-другому.

Причем сейчас я поняла это гораздо сильнее, чем прежде.

Мне как-то вдруг надоело вчерашнее и захотелось перескочить в завтра, минуя « сегодня », не несущее радостей.

Почему так почувствовалось ни с того, ни с сего, я сама не знала.

Съездив с Ведьмочкой к дяде Коле, я не нашла ничего нового, равно как ничего и не потеряла.

Двести пятьдесят рублей лишними не были. Но и погоды они не делали: даже если бы я зарабатывала такую сумму каждый день, ее бы все равно не хватило на нормальную жизнь.

Но… что-то сдвинулось во мне.

Я не смогла бы этого объяснить, но то было так.

Однако в моей жизни – каковой являлась остобрыдшая школа – не менялось ничто вообще.

Райка ничем не проявлялась, делала вид, что не было ничего.

Я понимала причины.

К дяде Коле она позвала меня накануне вечером, когда не вовремя растеклась Моделька.

Почему она не обратилась к кому-то другой, я не имела понятия.

Скорее всего, причина была потому, что мы столкнулись на выходе из школы в тот момент, когда Ведьма узнала о неработоспособности своей напарницы.

Вероятно, Модельку она ущемляла только так, разводила перед ней философию – и та безропотно позволяла недоплачивать за работу.

Со мной фокус не прошел. Он просто-таки не мог пройти.

Однако я вдруг задумалась над отношениями, которые раньше не волновали.

Я поняла, что в Райке нечто нехорошее. Мне совершенно неясное, но что-то такое, с чем не хотелось бы знакомиться всерьез.

Иметь ее подружкой я никогда не хотела и в общем ее сторонилась.

Впрочем, сторонилась я всех, одноклассников я давно переросла.

Сейчас Ведьма изо всех сил показывала, что тот визит для меня был случайным и больше такого не повторится.

А я чем дальше, тем больше понимала, что хочу опять попасть к дяде Коле.

Точнее, мне нужно было оказаться там еще раз и разобраться в себе самой, по возможности, не торопясь.

На самом деле ублажать старика видом своего голого тела мне не понравилось.

Я была НикитОй, а НикитА была кем угодно, только не проституткой.

Проститутка давала – я хотела брать.

Да и вообще, такая работа означала получать по крупицам, а это было не по мне.

Я предпочла бы один раз кого-то убить и ограбить, а потом жить спокойно, чем изо дня в день иметь понемногу.