Лена Ребе - Шавуот

Например, когда Петька решил креститься.

Вообще говоря, идея эта у него была не новая и посетила она его впервые в восьмилетнем возрасте. Жили мы тогда в маленьком городке неподалёку от Линца, церковь там, естественно, была, и я пошла к священнику. Крестить Петьку священник отказался. Он говорил, что ребёнок не понимает важности происходящего, что его привлекает чисто внешняя сторона дела – красота обряда, что ему, может быть, придётся вернуться в Россию и что он, католик, будет там делать…

Не скажу, чтобы эта точка зрения была мне понятна. Новорожденные, скорее всего, тоже не осознают важности обряда. Но моим пониманием никто не интересовался, сделать ничего я не могла и только передала ребёнку слова священника. Я замерла, ожидая услышать громогласный рёв в сопровождении рефрена «А с дитями так вообще не обращаются!», которым он последние пару лет сопровождал любой факт неполучения желаемого. Но Петька не заплакал, а, напротив, притих и как бы задумался.

Думал он семь лет.

После чего в понедельник на страстной неделе он вдруг заявил мне, что хочет креститься в ближайшее воскресенье и попросил меня всё организовать. Я растерялась. Быстро пролистав свою телефонную книжку, я с изумлением обнаружила, что католик в ней только один – Андреас. Слава Богу, он оказался дома. Все вопросы – с церковью, со священником, с крестными родителями – разрешились при его помощи как-то очень легко, и в ближайшее воскресенье, совпадающее к тому же с Петькиным днём рождения, во время торжественной ночной пасхальной службы моего сына, наконец, крестили. А еще в эту ночь шёл снег. В Линце. В апреле. Очень необычная была эта ночь.

На крещение я подарила ему очень красивую Библию с иллюстрациями Микеланджело. Ещё была в доме его школьная Библия, а потом я как-то прикупила по случаю Библию на английском языке. Теперь Библий в доме было много и я, естественно, начала сравнивать тексты.

Занятие оказалось очень увлекательным, но отчасти обескураживающим. Я сравнивала русские, немецкие и английские слова, стоящие на одинаковых местах во всех изданиях и видела, что означают они не совсем одно и то же. Т. е. общий смысл сохранялся, а вот нюансы были разные. Причём вырастали эти нюансы иногда до необъятных размеров. Мой любимый Экклезиаст – «Книга Проповедника» – называлась по-немецки почему-то «Kohelet», а «Книга притчей Соломоновых» превратилась в «Buch der Sprichwörter», что соответствовало русскому «Собранию пословиц и поговорок». Ничего себе нюанс!

Установить истину без знания языка оригинала не представлялось возможным, поэтому я просто мысленно заменила слово «цитата» на слово «ссылка» и утешила себя мыслью о том, что кому нужно – найдёт по ссылке место в оригинале и разберётся, что к чему.

А потом оказалось, что ссылки тоже не всегда помогают, поскольку тексты различаются гораздо сильнее, чем я думала. Например, в немецком издании была книга «Тобит», про которую я раньше никогда не слышала и которая отсутствовала в русском тексте. А Псалом, цитата из которого стала эпиграфом ко всей книге, имел номер 138 в русском издании и 139 – в немецком.

Слова моего отца, сказанные им много лет назад про Библию: «Ты посмотри, сколько там противоречий и подумай своей математической головой: ну как можно во всё это верить!» – зазвучали теперь совсем по-новому. Противоречия действительно были. Только вывод из этого факта я делала другой. Не атеистический. По-моему выходило, что люди с этими текстами несколько поднапутали и хорошо было бы внести ясность в этот вопрос.

Пока же до ясности было ещё далеко, и родители Дии помогали с цитатами. Сама Диа, как уже было сказано, тоже считала себя атеисткой. Интересная она была атеистка. От неё я впервые узнала про замечательный обычай, связанный с празднеством Рождества Христова. Придумали его в Линце, на телестудии ОРФ, в год Петькиного рождения. За прошедшие годы он успел распространиться уже в двадцати пяти европейских странах, а в прошлом году добрался даже до Америки.

Называется этот обычай Friedenslicht aus Bethlehem – Свет мира из Вифлеема – и заключается в следующем. Незадолго до Рождества отправляется из Линца или его окрестностей один ребенок в Вифлеем, зажигает там свечу от огня, горящего на месте рождения Христа и возвращается с ней на самолёте назад в Австрию. Для этого пришлось даже специальный фонарь сконструировать – чтобы свеча в самолете не погасла и чтобы фонарь не взорвался.

Потом зажжённый от вифлеемской свечи огонь развозят добрые люди по австрийским градам и весям, и в предрождественский вечер любой желающий может зажечь от него свою свечу во всех филиалах ОРФ, на всех станциях Красного Креста, во многих церквях и на любом вокзале страны. А с этих вокзалов другие добрые души разносят его по самым маленьким городкам и деревенькам, куда ни нa каком поезде уже не доехать. Дело, понятно, добровольное.

Диа, среди многочисленных увлечений которой конный спорт занимал почётное первое место, регулярно скакала верхом в венском драгунском полку. Последние лет десять или двенадцать занимался этот полк, в частности, и тем, что с одного из находящихся поблизости от Вены вокзалов разносил свет мира в окрестные церкви и часовни. Живописная кавалькада одетых в мундиры драгунов Второго Венского Драгунского полка сопровождала карету, внутри которой в старинном фонаре с витражными стёклами горел огонь Вифлеема…

А теперь прекрасная амазонка Диа несла свет немецкой словесности моему литературному первенцу.

В начале января текст был готов и разослан в несколько издательств. Печатать его, однако, никто не спешил, отговариваясь то тем, то этим, так что слова Тора о великом будущем моего литературного произведения приходилось понимать с рассуждением. Например, про сроки он ничего не говорил.

А в середине января я неожиданно нашла себе работу – один психиатр заказал мне базу данных для своей практики. Обещанных денег могло бы хватить на пять-шесть месяцев скромной жизни, работа над самой программой требовала не более двух, так что небольшой запас времени на поиски дальнейших заработков у меня бы ещё остался. Необычайно воодушевившись, я даже смогла уговорить своего мужа подать, наконец, заявление на развод – последнее время он аргументировал своё нежелание разводиться отсутствием у меня собственных доходов. А также заботой о ребёнке.

Мои несобственные доходы – почасовое программирование – получала я через него лично, из фирмы, в которой он сам работал. Для подкрепления своей позиции касательно моей невозможности самостоятельно заработать, он перестал брать для меня новые заказы. Что касается пункта о ребёнке, то тут всё было предельно ясно – я и себя-то прокормить не могу, куда же мне одной с ребёнком?