Светлана Локтыш - Седьмая жизнь. 28 жизненных рассказов

Но Клава уже не слышала. Она плелась вдоль дороги, цепляясь за бордюры подолом роскошного нового платья.

На фото в выпускном альбоме среди белых, розовых, голубых костюмов Машин наряд заметно выделялся и вызывал недоумение. Серое платье было расшито серебряными черепами, костями грудной клетки, крестца и другими частями позвоночника – будто рентгеновский снимок фрагментами разошелся по наряду.

– А че в сером? – спрашивал каждый, просматривающий фотографии.

– Че надо, – отвечала с раздражением Машка. – Скажи спасибо, что не голая, а могла бы, – говорила она, поправляя зеленые локоны длинных густых волос.

Месяц назад, на вручении золотой медали, директор школы корректно спросила: «Может, не вызывать тебя на сцену? Тяжело, поди, еще». Но Маша решила не давать одноклассникам поводов для обсуждения, поднялась за аттестатом и медалью.

На душе скребли кошки. Всюду мерещился Миша. Выпускной вечер она провела в холле ресторана: веселиться за общим столом настроения не было.

Маша и Миша познакомились несколько лет назад на одной тусовке, где всех объединяло стремление изменить тело. Маша, как настоящая творческая личность, собиралась сделать пирсинг, и подружка решила познакомить ее с ребятами, увлеченными этой же темой. Те с радостью исполнили желание девушки. Не успела опомниться, как после рюмки водки ей прокололи язык старой цыганской иглой.

Машке было пятнадцать, после спиртного ее сильно развезло, продырявленный язык еле ворочался. Миша из жалости вызвался дотащить ее домой. Всю дорогу Маша стонала от боли, безуспешно пыталась что-то объяснить, а перед самым домом ее стошнило в кусты. После этого происшествия Мишка почувствовал себя героем, выручившим друга в беде. С тех пор они стали часто встречаться. Татуировки, пирсинг, шрамирование, тоннели в ушах, эксперименты с волосами – все это вызывало у обоих восторженный интерес.

Сейчас Машка уже не помнила, как выглядела пару лет назад. В сентябре они с Мишей собирались ехать в Питер, чтобы проколоть переносицу, достойные мастера были только в культурной столице. Друг сказал, что на такой поступок могут решиться исключительно смелые и неординарные люди. Он был именно таким: прекрасно учился в школе – для него это было принципиально, увлекался робототехникой и однажды даже победил в международной олимпиаде. Учителя смирились с его внешним видом – успеваемость от этого не страдала.

– Маня, а я красивый? – застав однажды Машу врасплох, выпалил он.

– Конечно, – смущенно ответила девушка.

– Что ты!? У меня уши торчат, – возбужденно сказал Мишка. Он стал хлопать себя по карманам, нашел фонарик и вручил Маше. – Включай фонарь и свети мне в ухо!

– И че?

– Видишь тонкие хрящики моих локаторов? Они стали томатно-красными, – зловеще прошипел Мишка. – Выглядит отвратительно! А я хочу нравиться девочкам.

– Я ни разу не замечала твоих локаторов, тем более в темноте.

– Правильно! А все потому, что я работал над этим. Вот слушай: сначала сделал в мочках тоннели – думал, что под их тяжестью уши станут прямее. Но это не помогло, кольца были слишком легкие. Потом решился на пирсинг хеликса, но сережка на верхушке уха оттопыривала его еще больше. И наконец, о боги, мне пришла в голову идея – сделать ухо частью композиции большой татуировки, – победоносно заключил Миша и замер в ожидании Машиной реакции.

Действительно, драконы, кусающие себя за хвост, обрамляли Мишкины уши и делали их менее заметными.

– Гениально, – восторженно произнесла Маша. – Уроборос. Кажется, это так называется? – сумничала она.

– Это древнейший китайский символ цикличности природы: жизни и смерти, созидания и разрушения, – таинственно произнес Мишка.

– Какой ты умный.

– В том-то и дело, дорогая Манечка. А я хочу, чтобы меня хоть кто-то считал еще и красивым, – Мишка залился звонким смехом.

Девушка покраснела и ничего не ответила. Она смотрела на него глазами, излучавшими вселенскую любовь и ласку. Какая ей была разница, что у него там с ушами.

– А переносицу пробьем, дабы эстетически уравновесить модификацию головы, – важно заключил Миша.

***

Через два дня начинали принимать документы во все вузы страны. Маша сгорала от нетерпения. Ей хотелось быстрее закрыть эту тему. «Можно, конечно, пойти учиться сразу в два института, – размышляла она. – В архитектурный – как и хотела, и в институт МВД – это дело принципа».

Когда она озвучила эту идею родителям, мать схватилась за голову:

– Машунь, ты хочешь сдохнуть, обучаясь в двух институтах?

– А что такого? Многие так делают.

– А как же твоя мечта?! Ты бредила архитектурным. Я все понимаю, гибель Миши повлияла на твои планы. Но не до такой же степени.

– Мам, давай не будем это обсуждать. Вас никогда не смущали мои даже самые бредовые идеи. Что же изменилось?

– Сейчас решается твое будущее!

– У меня нет будущего без Миши, – отрезала Машка.

Мать зарыдала. Отец молча закурил папиросу.

Как всегда, в самый неподходящий момент вошла бабушка.

– Допрыгались, воспитатели хреновы? «Наша дочь – самостоятельная личность», – кривляясь, сказала Нина Андреевна.

– Бабушка, тебя только не хватало с нравоучениями, – предвидя полуторачасовую беседу, сказала Маша.

– Я бы тебя удавила еще тогда, когда ты в языке дырку сделала. Надо мною все подруги смеются. Не внучка, а пугало огородное.

– Ба, заколебала ты со своими проповедями.

– Вот лишу вас квартиры, тогда посмотрим, кто кого заколебал! – перешла на крик Нина Андреевна.

– Началось в колхозе утро! – возмущенно проревела внучка.

В конце концов, конфликт привел бы к семейной драме, если бы с книжной полки не упал Мишкин портрет, перевязанный черной лентой. Маша схватила его дрожащими пальцами, бережно прижала к груди и ушла в комнату. Казалось, она уже выплакала все слезы. Но нет, до кухни стали доноситься тихие всхлипывания. Отец схватился за папиросы и стал выкуривать одну за другой. Мать принялась нервно стирать хлебные крошки со стола. Бабушка же расхаживала туда-сюда, сложив руки за спиной. Наконец, она решительно двинулась к комнате внучки.

– Деточка моя, хотела тебе сказать, что я звонила в институт МВД дяде Паше. Помнишь, он как-то заезжал ко мне по делам? Так вот, Паша сказал, что у тебя есть все шансы на поступление: медаль, спортивные достижения и все такое. Только там медкомиссию нужно будет пройти. И психолога. А он не даст заключения о твоей психической адекватности: ты со своими тоннелями и пирсингами неконкурентоспособна, – выпалила бабушка и застыла в ожидании реакции.

– Ты? Звонила? – перестала скулить Маша.

– Я, конечно, многого не понимаю, может, в силу своего возраста и воспитания. Но это не значит, что я тебя не люблю.