Татьяна Катушонок - Близкая даль. Мистический роман

– Что-то послужило причиной ее ухода… – задумчиво произнесла Тамара. – Не могла она просто так бросить мужа…

– Что послужило тому причиной, не известно, – ответил Константин. – Описывая свою жизнь, Дурова ни единым словом не обмолвилась о бывшем муже и сыне.

– Ну и дела… – покачал головой Стригунок. – Как такое может быть, чтоб родная мать не упомянула о сыне?

– Не знаю, – пожал плечами Константин. – На словах она, может, и упоминала, но в литературных сочинениях – нет.

– Бедная женщина, – вздохнула Зинаида. – До чего ей опостылела женская доля, что она приняла решение взять на себя роль мужчины…

– Наверное, для этого были серьезные причины, – заметила Тамара.

– Женская участь представлялась Дуровой в весьма мрачных тонах, – произнес Константин. – В принадлежности к женскому полу она видела причину всех своих бед, потому решила выдать себя за мужчину и поступить на военную службу…

– И, надо сказать, не прогадала… – заметил Мохов. – Если б она этого не сделала, неизвестно, смогла бы Надежда проявить те качества, которые выявила в ней армейская жизнь…

– Безусловно, – согласилась Настя. – У каждого в жизни есть предназначение, важно правильно определить его и исполнить.

Разговор старшеклассников прервал шум в коридоре. Ребята узнали голос директора, который оживленно разговаривал с агрономом колхоза. Градов описал Гольдману события прошедшей ночи, те беды, которые натворил ураган в деревне. Абрам Романович внимательно выслушал его и заверил, что коллектив школы и ученики примут самое активное участие в устранении последствий стихии.

– Вот вам и конец высокой философии… – дослушав разговор мужчин, ухмыльнулся Семен.

– Обычные дела, – ответил Седельский, – от нас не убудет, в колхозе в две смены работают, а по ночам еще и комсомольцы помогают…

– Действительно, что ты зудишь… – пристыдила Селистратова Зинаида.

– А ты не слушай! – огрызнулся парень.

– Очень надо… – фыркнула девушка.

В этот момент в комнату вошел Гольдман.

– Все на месте… Замечательно! – обрадовался директор. – Сходите домой, переоденьтесь, и через полчаса я жду вас у правления колхоза, оттуда пойдем в Заречье.

– А что мы там будем делать?.. – поинтересовался Рыжик.

– Собирать разбросанный ураганом лен.

– Понятно… – вздохнул парень. – Разрешите идти?

– Можете быть свободны, – ответил директор и вышел из класса.

– Осчастливил… – недовольно буркнул Семен.

Ребята взяли школьные сумки и поспешили домой, для сборов оставалось совсем мало времени…

ЕЩЕ ИЗДАЛИ ПАНТЮШИН увидел односельчан, толпившихся у крыльца правления колхоза. По шуму и возгласам, доносившимся до слуха мужчины, он догадался, что люди чем-то серьезно обеспокоены. Подойдя ближе, старый охотник убедился, что его подозрения не беспочвенны.

– Здорово, мужики! – поздоровался Михаил. – Председатель у себя?

– Где ж ему быть?.. Слышишь – указания дает, – ответил Федор Селистратов, протягивая Пантюшину руку для приветствия.

Кондратий Кудрешов, куривший под окном конторы самокрутку, кивнул Пантюшину и, откашлявшись, произнес:

– Тебе, я гляжу, тоже дома не сидится…

– Усидишь тут, ночью такое светопреставление было – до утра глаз не сомкнул. Какой ураган был! Я такого на своем веку не припомню…

– Никто из старожилов такого ненастья не помнит, – вынув «козью ножку» изо рта, заметил Антон Сивоха.

Дверь здания правления колхоза открылась, и на крыльцо, убитая горем, вышла Дарья Круглова. Женщина обхватила голову руками и во весь голос запричитала:

– Что же это, люди добрые, делается? Как это называется, когда честных граждан лишают нажитого добра…

– Никто тебя, Дарья, ничего не лишает, – выйдя на крыльцо вслед за женщиной, произнес Дубов. – Не ты одна в эту ночь пострадала, у нас кого ни возьми – сплошь утраты да разорение…

– О чем это она? – поинтересовался у Антона старый охотник.

– Шут ее знает, – пожал плечами мужчина. – Слышал – сказывала, что хорек у нее этой ночью всех кур погрыз, а ураган разворотил бревенчатый сруб, который был сделан вокруг колодца, и засадил внутрь стог сена.

– Вон оно что… – кивнул Пантюшин.

– А я, мужики, думаю, что не хорек это был, а ласка… – высказал предположение Федор.

– Нет, – возразил Пантюшин. – Это не ласка. Этот зверь кур потрошить не будет. Вот если молоко у коровы пропадет – тут совсем другое дело. Она не прочь молочком полакомиться…

– А может, это куница? – задумчиво произнес Федор. – Я их в этом году летом видел… Ох, и красивый же зверь! К тому ж еще хитрый…

– Красивый-то он – красивый, да только ласковый, как волк сивый… – ухмыльнулся Сивоха. – В прошлом году у Митрофана Брагина куница за ночь такого натворила – всех кур передавила. Открыла Глафира утром курятник, а там как на Куликовом поле…

– Надо же, – покачал головой Пантюшин. – Работает человек, работает, а какая-то зверюга придет и пустит труды человека под хвост…

Мужики переглянулись. В деревне была известна хозяйская струнка старого охотника и то, какое большое, требующее неустанного труда хозяйство он держал, невзирая на свой преклонный возраст. Не раз сельчане подтрунивали над мужчиной по поводу того, что на тот свет ему всего добра не забрать, но Пантюшин пропускал мимо ушей шутки односельчан и оставался верен своим принципам.

– Нет, мужики, это мог сделать только хорек, – поразмыслив, высказал новую версию Федор. – По описанной Дарьей картине можно утверждать, что это был именно он, и, может, не один, а целый выводок, потому как только хорек головы курам отгрызает.

– Да зверь он, вроде, и не крупный, а беды натворить может, – согласился Антон. – Главное, извести его трудно… Отец сказывал, что капканом эту тварь не взять – хитрый, зараза… Лакомство из капкана съест, а сам уйдет. Говорил, что для того, чтобы отвадить его от жилья, надо найти гнездо и разорить его – иначе с ним не справиться…

– Так гнездо еще найти надо! Хорек – зверь умный, знает, где его схоронить… – ухмыльнулся Федор.

Дубов выслушал рассуждения односельчан и произнес:

– Как вам только махорка глаза не выела?.. А ну, кончайте перекур!..

Дарья в растерянности посмотрела на председателя и, схватив его за запястье, запричитала:

– А как же я? Меня ураган жилы жизни лишил… Живем на хуторе, рядом – ни реки, ни ручейка, ни озера…

Дубов высвободил свою руку, потер покрасневшее запястье и, покачав головой, произнес:

– Ну и хватка у тебя, Дарья…

– А мне, товарищ председатель, хлипкой быть нельзя, – с вызовом заявила женщина. – Я сама и землю пашу, и траву кошу, и сено на себе ношу… Мне расслабляться нельзя, муж мой погиб в Гражданскую войну, я одна детей воспитывала, – на глазах Дарьи выступили слезы.