Марица Дойчева - Мелодрама. Истории любви

Однажды, поставив банку с кипятильником на стол, мы легли, – как обычно, тихо беседовали. Когда вода закипела, я выдернула кипятильник из розетки и вернулась к мужу, а когда стала подниматься, зацепила шнур. Целая банка кипятка опрокинулась на мой живот, вода впиталась в вязаную юбку, в штаны. Через мгновение я начала с криком срывать одежду, но этих секунд оказалось достаточно для того, чтобы случился ожог второй степени с поражением двадцати пяти процентов кожи. Меня обернули в простыню, положили в одеяло и понесли в травмпункт, откуда увезли на машине скорой помощи в больницу

Болевой шок был настолько сильным, что я не помню, кто и куда меня нес. Только в больнице я осознала, что случилось. Попала я в хирургическую палату больницы небольшого украинского районного центра. Специальных палат для ожоговых не было, и я лежала под одеялом, перевязанная бинтами с фурацилином. Процесс перевязки происходил мучительно: меня пропитывали фурацилином, потом, когда ткань отмокала, снимали бинты, а кое-где и просто сдирали. Медсестра, как могла, успокаивала меня, называя «кисонькой», но боль была настолько нестерпимая, что приходилось цепляться за перевязочный стол и плакать. Муж сразу же вызвал маму, которая прилетела через два дня. Как они пережили первые ночи без меня, остается подвигом мужа и мамы. Ночью я кормила Артема грудью. Эмоциональным потрясением для всех стало мое отсутствие. Мой вид и мое состояние так расстроили маму, что у нее прихватило сердце. Она забрала внука, и через пару дней они улетели. Сына я увидела только спустя два месяца.

Время, проведенное в больнице, было кошмаром. Оставшись одна, без близких, я скучала, разглядывая толпы людей, которые приходили навещать соседей по палате. Моя медсестра, очень миловидная женщина лет сорока, читала мне Библию, иногда кормила меня домашней пищей, разговаривала со мной. Когда попадаешь в больницу, тебя начинают посещать всякого рода философские мысли, почему это случилось именно с тобой, за что такое мучение, какой грех ты искупаешь таким образом. В моем лечении использовалось только одно лекарство – фурацилин. Когда ожоги начали гноиться, добавили антибиотик. Мама привезла новое лекарство – винилин, но врачи даже не знали, как его использовать. Оно было тягучее, как смола, и подходило для нанесения на открытые участки кожи, но так как в палате постоянно находился кто-то из посетителей, такой возможности у меня не было.

Потихоньку затянулась кожа на ладонях, локтях, немного на животе, спине. Муж приезжал почти каждый день, дарил мне свою любовь и нежность, рассказывал новости. Ему также досталось кипятком, но незначительно. Стасик разрывался между работой и больницей. Его поддерживали наши соседи по гостинице, сослуживцы. Он привозил мне фрукты, соки – все, что смог купить, пока добирался до меня.

В это время политическая ситуация потребовала решить вопрос о принятии присяги и переводе полка в подчинение независимой Украине. Мы попали под распад СССР, и нужно было определиться, какой Армии будет служить мой муж. Остаться на Украине означало, что мы никогда не сможем вернуться домой, будем говорить на украинском языке, отправим ребенка в украинскую школу. Это был полный крах всех наших надежд. Мы решили уехать домой. Предстояло выбрать, где работать мужу. Впрочем, выбор был довольно скуден. Муж перешел работать в гражданскую авиацию, в аэропорт города Оренбурга. Видимо мой ожог охладил горячее желание жить на Западе. После Германии стремление вернуться к европейскому изобилию настолько засело в моей голове, что я заставила все вокруг ему подчиниться. Мама хлопотала о распределении, муж готов был служить стране, где бы мне жилось комфортно, а жизнь все расставила на свои места. Я каждый раз буду возвращаться домой, и только там со мной не будут происходить несчастья. Пролежав полтора месяца в больнице, я вместе с мужем улетела домой. Так разбилась моя мечта.

Дома нас ждали родные. Испытав трудности, пережив боль и разочарование, начинаешь по-другому относиться к дому, ценить минуты тепла, когда вокруг родные люди и стены. Стас практически сразу уехал на повышение квалификации, а мы снова стали жить с сынишкой. Мама очень любила внука и то, что они пережили, когда меня не было рядом, еще больше сблизило их. Когда Артемка остался без грудного молока, ему уже исполнился год и два месяца. Но стресс, перенесенный им, обернулся жутким отравлением. Он практически умирал на руках у бабушки. Преодолеть и перенести это ей помогла любовь к нам. Оказавшись снова вместе, мы были счастливы.

Жизнь снова потекла в привычном ритме: мы ходили каждый день гулять, занимались домашними делами, встречали всех после работы. Кроме воспитания ребенка, заняться было нечем. Однажды встретив приятельницу, я узнала о том, что в экономическом вузе есть заочное отделение. «Почему бы и нет?», – подумала я, ведь у меня нет высшего образования. Узнав, где расположен вуз, я съездила и расспросила о вступительных экзаменах и сроках поступления. На подготовительные курсы не пошла, решив, что справлюсь сама. Поступлю, будет хорошо, не поступлю – не страшно, все равно я не была уверена, что смогу ездить на сессии с маленьким ребенком. План свой я хранила в тайне, так как боялась, что исход событий будет не в мою пользу. Готовилась я в редкие часы затишья, когда ребенок спал. По выходным мама отпускала в институт, решать старые варианты контрольных работ. Математика всегда мне давалась легко, и летом я была готова к экзаменам. Красный диплом техникума сыграл свою роль, и в сентябре я увидела свою фамилию в заветном списке поступивших. Мечта сбылась – это было начало большого пути под названием «высшее образование». Предстояло только сообщить об этом мужу, который был, конечно, не в восторге.

Осенью мы перебрались в Оренбург, на место новой работы мужа, который стал штурманом на пассажирском ТУ-134. Поселились в общежитии, в отдельной комнате двенадцати метров, с общей кухней, ванной и туалетом. Город был старинным, современные многоэтажки соседствовали с постройками 18—19 века. Еще Оренбург был растянут: ширину можно пройти пешком, а в длину надо было тащиться около двух часов на троллейбусе. Наша общага находилась в современном микрорайоне, ближе к окраине. Покормив сынишку и уложив спать, я готовила ужин, потом мы шли с ним гулять, а вечером ждали папу, если он не был в другом городе или на дежурстве. Когда приходил папа, смотрели весь вечер телевизор, либо занимались домашними делами, с которыми я не справлялась одна. В кино мы не ходили, так как не с кем было оставить малыша. Познакомившись с молодой парой, живущей этажом выше, мы стали ходить друг к другу в гости. Это была бездетная семья. Саша работал в аэропорту, а Наташа занималась творческой деятельностью. Большинство семей в общежитии были молодыми, поэтому мы дружили со всеми, правда, позже стали предпочитать людей своего уровня.