Петр Мельников - Ну как же себя не обожать?!

– Есть многое в природе, друг Горацио…

Оказалась, что занимательная история связана с некоей Филанок, с которой Вера училась на одном потоке юрфака МГУ, но, изящно выражаясь, отклонилась от основного курса. Отклонение это произошло на четвёртом курсе, в сторону ненормативной юриспруденции. Филанок, истовая комсомольская сволочь, никуда не отклонялась, вступила в партию и стала судьёй. Их судьбы сошлись так, что именно она попыталась посадить Вериного мужа. Бесцеремонно, грязно стряпала дело, коррумпированный следователь с её подачи подкинул нужные вещдоки. Инструктировала прокурора, в процессе грубила, хамила, затыкала рот адвокату, угрожала свидетелям, – словом, рьяно, фанатически старалась его далеко и надолго упрятать. Походя заметила:

– Я так его укатаю, что света белого не взвидит.

А коллегам, когда ей посоветовали не свирепствовать, бросила:

– Неважно, что нет улик. Он виноват уже потому, что я, коммунистка со стажем так считаю.

Когда эта фраза дошла до подсудимого, тот усмехнулся:

– Как в басне. Я виноват уж тем, что хочется ей кушать. Но, стерва, подавится.

Джентльмен почему-то к назначенному развитию событий не был склонен, поскольку посадка – это единственное, что могло угрожать его авторитету. Воры в законе не сидят. Так что не подумала, кого гробить.

Не знаю, просыпался ли кто-нибудь с окровавленной лошадиной головой в постели, но, несмотря на запугивания, во время слушания в Горсуде свидетели обвинения наотрез отказались от показаний, вещдоки исчезли, и дело было направлено на новое рассмотрение в нарсуд. Та же судьиха без согласия заседателей, на одном нахрапе оставила приговор в силе и этим громко похвалялась. Однако нитки были слишком белыми, и в результате последней апелляции дело тихо скисло. Скисло, но не заглохло. Память у подследственного была отменная.

Через какое-то время, возвращаясь на дачу, судья Филанок, заметила около дачных кустов небольшую сумочку. Огляделась вокруг, сделала вид, что поправляет чулок, и украдкой бросила найденные предметы в пластиковый пакет с продуктами. В сумочке, как потом выяснилось, кроме тёмных очков в модной оправе находилось и некрупное ожерелье с голубым камнем. Через замок цепочки был просунут шелковый носовой платок, по-видимому для того, чтобы ожерелье как-нибудь не выскользнуло. Всё указывало на то, что хозяйка не из простых и не из местных. Прямо скажем, приятная находка. Нечаянный интерес, как выражаются гадалки.

Но Филанок была не одна. Вера, наблюдавшая из соседней дачи через полевой бинокль, обернулась и удовлетворённо сказала своему спутнику:

– Подобрала и воровато огляделась.

Потом с улыбкой добавила:

– Глупое выражение. Я что-то не припомню, чтобы ты когда-нибудь оглядывался.

– Только на тебя.

– Мерси. Психологически её поведение означает, что припрятала, ой – бой, ничего отдавать не собирается. Не предполагала, что имеем дело с такой дурой. Найди она что-нибудь на самом деле, в дачном посёлке давно бы раззвонили о потере и с игрушкой пришлось бы расстаться.

Её спутник спокойно ответил:

– Ну и хорошо, что дура. Как бы нам жить, мой свет, если бы все были умными? А нам пока лучше схипнуть. Не хватало только, чтобы она углядела блеск стекла.

– Не беспокойся. Бинокль безотражательный.

– Тогда приступаем к следующему этапу.

Начиная с этого времени, за судьёй было установлено ненавязчивое наблюдение. Но никто, боже упаси, не бегал за ней по следам, не таращил глаза и не прятался в подъездах. Просто в гастрономе рядом с домом, где та приобретала продукты, кассирше Марине было удобно рассматривать покупательницу вблизи и иногда перебрасываться с ней короткими замечаниями.

Четыре месяца подряд ничего не происходило. Наконец, однажды под вечер кассирша позвонила Вере и взволнованно сообщила:

– Есть новости. Но не те, которых вы ожидали. Я ничего не могу понять. Надо поговорить.

Из сбивчивых объяснений стало ясно, что ожерелье с сапфиром обнаружилось на шее совершенно незнакомой женщины.

– Опиши её, пожалуйста, – попросил Верин супруг.

– Лет сорока пяти. Коренастая, мужиковатая. С двойным подбородком. Я, собственно, из-за подбородка и заметила кулон.

– Ожерелье.

– Ах, да, ожерелье. Там же синий камень. Я сразу закрыла кассу и отошла к окну посмотреть фотографию. Точно как на снимке, который мне дали.

– Снимок у тебя?

– Я его порвала и пока сюда ехала, разбросала мелкие кусочки по дороге.

– Молодец, сообразила, – похвалила Вера. С появлением камня на сцене это было бы опасной игрушкой.

– Какие ещё приметы у женщины?

– Волосы выкрашены марганцовкой в красно-бронзовый цвет. У меня платила несколько раз. Такие запоминаются. В последний раз отоварилась беконом.

– Отсюда и двойной подбородок. Растёт прямо из окорока. Не знают удержу в жратве. Но дело не в этом.

Естественно, что Вера ожидала увидеть ожерелье на судье, подобравшей сумочку. Предполагалось, что та должна была выждать, не объявится ли хозяйка и не придётся ли расстаться с находкой. А тут украшение на мужиковатой тётке со свининой в сумке.

И вдруг Веру озарило:

– Мне кажется, я знаю кто это. Дайте чуть подумать.

И тут же объявила:

– И вы тоже знаете. Прокурор, новенькая, сестра Филанокши. Но у неё другая фамилия, Соловейчик, кажется.

Муж употребил несколько коротких, но выразительных слов и с сожалением заметил:

– Невезуха. Это отвлечёт обвинение от сестрицы.

– Никак не отвлечёт. Думаешь, она возьмёт взятку на себя?

– Хороший каламбурчик.

– И вправду. Прокурорская закваска не позволит. Сдаст сестрицу, как пить дать. А наша задача заложить обеих.

– Садись и пиши. Кто у нас юрисконсульт?

– Напишем в областной суд, но это не их дело. Москва – столичный город. Перекинут куда надо, а пока переадресовывают, перекидывают – словом, пока бумага гуляет – обязательно начнутся утечки, и отношение к коллегам начнёт меняться. В судебной практике нет ничего хуже недосказанностей и недомолвок. Не будут торопиться с повышением. Этот лишний раз не так сердечно поприветствует, тот забудет поздравить с днём рождения, а иная просто подожмёт губы и отойдёт. И всё это будет продолжаться больше года. Юристы народ осторожный и предусмотрительный. Наша парочка станет токсичной для общения. Уже успех. Но я подготовлю заявление. Для этого мне нужно перевоплотиться во взяткодателя, как учил Станиславский.

Супруг заметил с серьёзным видом:

– Я не очень доверяю старику. Из него сделали икону. Но он учил не только стрелять из ружья, но и коверкать речь, когда надо. Ведь донос это тоже речь, только письменная.

Вера подвела итог:

– То есть не должно казаться, что некий грамотный автор имитирует слишком явную безграмотность.