Леонардо Ди-Скайфари - Башни Судеб. CD-1/ Лабиринт Снов?

– Вот ты этим и займешься Лекс, – сказали ухмыляющиеся губы. – Полетишь в Совет Киберов, обьявишь им мою волю и обрисуешь каждому его роль в моем Великом Плане преобразования вселенной. Направишь машины-убийцы в пятый квартал и отдашь необходимые распоряжения, касающиеся постройки боевых космолетов. Все, ты можешь быть свободен, доложишь о результатах позже, – и он отвернулся, принявшись рассматривать одну из картин на стене, ясно дав понять, что хочет поскорее остаться один.

Лекса словно оглушило – и, слегка пошатнувшись, он дико улыбнулся. Резко повернувшись, он выбежал из зала, даже не отсалютовав как положено. Громко звякнули двери лифта, поглотив киборга, совершенно не понимающего где он. Получеловеку был противен сейчас ОН САМ. Он ненавидел себя! «Опять я играю роль помощника в свершении адских дел, почему»? – промелькнула мысль, и он вышел на улицу, где моментально сощурился от солнца, словно в насмешку накрывшего город золотой сеткой своих лучей.

Но он не замечал их живой горячей силы, идя к флаеру, чьи полированные бока тускло блестели посреди истертых безжалостным временем бетонных плит стокилометровой площади. Он залез в него и машинально набрал комбинацию цифр на панели, глаза его полные боли были устремлены в никуда, огромные сведенные в точку глаза страдальца, чуть подернутые соленовато-едкой влагой слез, набухающих в твердыне век. В глубине флаера что-то всхлипнуло..застонало..нарастающий шум, дрожание корпуса, и, наконец, радостный оргазм-рев двигателей…

Изгадив еще не вполне согретый утренний воздух остатками топлива, флаер взмыл в небо, кое-где уже измазанное полупрозрачным голубиным пометом облачков.

– Нет, платить..за все надо платить, – бормотал киборг в тяжести осознавания самого себя, неожиданно навалившегося на него. – Что мне теперь делать? Уже нельзя отстраниться, но что сделать, чтобы недопустить зло, что? Что значит мое понимание себя и мира вокруг, когда я сам должен запустить этот чертов механизм смерти? И тем больнее будет сделать это, когда понимаешь всю чудовищность… Нет..нет… Потом… Потом мне представится возможность предотвратить все! Да!! – почти радостно вскричал несчастный, и на миг в его глазах мелькнула надежда, впрочем сейчас же исчезнувшая. Он тихо прошептал: —

Но как страшно! Сначала я сам отдам приказ к началу кошмара, а затем с бешеной энергией буду пытаться уничтожить последствия собственного приказа, я – палач и жертва, два в одном, ооо-ооо, – застонал киборг, и стал следить за мыслями, ползущими в раскаленном вулкане мозга.

«Я остановлю его потом… Конечно..Это вроде выход. Но отдать этот приказ! Выдержу ли я, наблюдая за отлаженной работой частей этого механизма смерти? Смогу ли, даже сумев уничтожить потом их силу, произнести роковые слова, означающие ЕГО запуск»? И Лекс схватился за голову, раскалывающуюся от боли неразрешимых вопросов.

«Уйти, убежать, потом», – думалось ему, сквозь поток слез не замечающему ничего вокруг. «Но сначала ВЫДЕРЖАТЬ, это плата за мои заблуждения, хотя настоящая расплата скорее всего придет потом, я чувствую это. Выбрать момент, миг, когда можно будет уйти из этого хаоса, бросить все», – шептал киборг, рассеянно пронзая светом своих замутненных слезящихся глаз башни и небоскребы, проплывающие вокруг флаера, стремительно прокалывающего воздух над городом ревом ракетных двигателей.

– Выход на заданную точку, начинаю снижение, добро пожаловать домой господин Лекс, – вырвал из царства раздумий радостный голос бортового компьютера, и аппарат приземлился на крыше одного из небоскребов в центре Великого Пустотного Города Машинного Рая, занимающего половину мертвой планеты. Лекс вышел и подошел к лифту.

Медленно зайдя внутрь, и закрыв дверь, он рассеянно ткнул в одну из кнопок, мерцающую в полумраке слабым фосфорицирующим светом, мягко обволакивающим уставшие от солнца глаза. (Лек-с, как и Властитель, вел в основном скрытный образ жизни, наблюдая за реальностью больше с экрана компьютера, чем воочию).

Кабина испуганно вздрогнула и поползла в бездны тьмы внизу, в глубь гигантского безлюдного небоскреба, где внутри никогда ничего не согревалось солнечным светом и царила вечная тихая ночь, изредко только разбиваемая холодным искусственным светом ламп.

Киборг, уже слегка успокоенный, равнодушно смотрел на мелькание белых цифр электронного табло перед собой, означающих погружение лифта все глубже и глубже…50…49…25 этаж, -1..-3..-20..Еще ниже, в самую преисподнюю тьмы, в царство тысяч пластов земли, среди которых, глубоко под небоскребом, располагалась квартира Лекса.

«Спокойно, все хорошо», – успокаивал он себя, пытаясь думать о неге домашней берлоги, единственной изредка возвращающей ему первозданную радость жизни. Тут был мир его души, его прошлого. Мир восхищения картинами старинных мастеров, редкими индийскими статуэтками из кедрового дерева и иными изящными произведениями искусства с теперь уже не существующей Земли. Он бы давно омертвел, растворился в серости огромного города железных уродов, исчез бы в лязге механизмов и забылся в пустоте фальшивых улыбок роботов вокруг себя. Только искусство еще поддерживало в нем слабый, еле мерцающий огонек света, на дне потрескавшегося сосуда-сердца, огонек его души, но он не осознавал этого, и просто радовался, ежедневно на несколько часов погружаясь в вольницу эстетики и красоты формы.

– Все отлично, я должен быть твердым, все будет хорошо… Надо забыть на время обо всем, или я сойду с ума, – шептал Лекс, тщетно пытаясь изгнать из себя остатки душевной боли. Он мучился, картины Города быстро прокручивались перед его внутренним взором. Как он одинок здесь! Впрочем там, на Земле, он тоже одинок – люди никогда не смогут понять его, считая не от мира сего. Нет им дела ни до его души, ни до его творчества, (когда-то он писал), ни до его тонкого глубокого видения Мира, (ныне почти утраченного). «Забыть, забыть время, я должен забыть и все будет хорошо, остальное потом», – лихорадочно нашептывал киборг своему уму, но тот не желал успокаиваться.

Плотина отстраненности от жизни была прорвана, и теперь ум бичевал человека осознанием миллионов ошибок, совершенных им.

Лифт дернулся и остановился, створки дверей разъехались и в глаза, уже привыкшие к рассеянному полусвету, ударил более яркий свет множества ламп и светильников, ассимметрично разбросанных по квартире. Лекс вышел и огляделся по сторонам, ища в одинокой вселенной яркого света того, кто ему больше всех дорог среди этих ласкающих сердце образов. Вся квартира, представляющая из себя длинный неразрывный прямоугольник, если не считать рассекающей его по центру стойки бара, сделанной из стали и разноцветных стекол, была без единой перегородки, и площадью равнялась примерно тремстам квадратными метрам. Вся она была в художественном беспорядке заставлена мягкими кожаными диванчиками абстрактной формы, и устлана маленькими пестрыми ацтекскими ковриками ручной работы, уставлена низенькими восьмиконечными столиками красного дерева с инкрустациями из золота в виде нагих арабских танцовщиц, летящих в экстазе чувственного, страстного, порочного танца любви-удовольствия… Украшена каменными статуэтками божеств, ухмыляющихся множеством уродливых ртов и изгибающихся движениями сотен рук.