Михаил Армалинский - Вызволение сути

Христианство разверзалось бездонной ёмкостью для семяизвержения художников, архитекторов, литераторов. А вот Генитализм (см. ниже) предоставил бы поистине божественные объекты для изображения и поклонения им.

Когда я предстал перед Пизанской башней, я ей сказал: “Что ж ты милая смотришь искоса…”. Также вспомнился Ницше: падающую подтолкни. Во всяком случае, карабкаться наверх по нудным ступеням я не стал.

Весь интерес к Пизанской башне основан не на ней самой, а на том, что она, видите ли, наклонилась. Это как интерес к перегнувшейся в пояснице женщине, которая предлагает тебе зад: лица и всего прочего ты не видишь и её не знаешь, но то, что она стоит перед тобой в такой позе является самоценным для пристального взгляда.

Если население Пизы утомится туристами, то надо выправить башню и туристы потеряют всякий к ней интерес и исчезнут .

Все поголовно фотографируются на фоне Пизанской башни, и это всё равно, что фотографироваться со знаменитостью. Хилая попытка приобщиться к его искусству, к его славе. Поэтому я тоже сфотографировался на фоне Пизанской башни, чтобы память о ней осталась в веках, ибо на фотографии она стояла рядом со мной.

Крупнейшая разница между Барселоной и Римом состоит в том, что в Барселоне все пьют воду из бутылок, а в Риме – из под кранов.

На корабле существование – сомнительное: то ли ты пьяный, то ли качка. Бесплатность выпивки угрожает алкоголизмом, а бесплатность еды – обжорством. Однако, самое сильное впечатление не столько от огромного количества разнообразной изысканной еды, а от того огромного количество еды, которое вынужденно выбрасывается. Я предложил, чтобы за нашим кораблём следовал “корабль бедняков", куда бы на радость им переправлялись остатки еды и питья с нашего корабля.

Вообще говоря, нет ничего прекрасней, чем сидеть в ресторане на открытой палубе, наблюдать за плывущей мимо водой и наслаждаться едой с вином и раболепным обслуживанием. Мой дорогой, непотопляемый Титаник!

Каждый вечер талантливый квартет исполнял песни 70-х, под которые танцевали приодетые пассажиры. Каждый вечер, пара молодых родителей привозили свою больную неподвижную дочку в инвалидной коляске слушать музыку и смотреть на танцующих. Девочке было лет 15, шея не держала её голову, которая всегда была опущена на грудь и поэтому лица девочки было не разглядеть. И вот во время исполнения песни Dancing Queen отец, высокий и стройный, поднял дочку с кресла, положил её руки себе на плечи, и держа её в руках, стал с ней двигаться в такт музыке на краю танцплощадки. Голова девочки лежала на папином плече, и тут я увидел её потустороннее лицо с широкой счастливой улыбкой. Мать стояла рядом с ними и гладила девочку по светлым волосам.

Одна из причин существования калек, чтобы напоминать здоровым, насколько они счастливые.

Рядом я увидел танцующую пару. Голова красотки лежала у него на плече, глаза её были полуприкрыты от счастья, и губы раздвигала пьяная улыбка. Платье оставляло голой её спину и открывало доступ к большой груди, чем без стеснения пользовался её партнёр и мял тесто её грудей подготовляя наслаждений хлеб насущный.

Чужая похоть – это основа радости за других и доброжелательства к ним.

На пути домой, в римском аэропорту прохожу проверку через рентгеновскую установку, предварительно выкладываю на конвейер айфон, айпад, кошелёк и направляюсь в рамку проверочного аппарата. Служительница в итальянской форме, окликает меня на ломанном русском: “Шапка, ремень“. Узнала-таки во мне русскоязычного, хотя я всё это время молчал, не выказывая своего языка и держал в руке американский паспорт.

Пришлось вытащить ремень из джинсов и снять бейсболку.

По выражению лица служительницы было видно, как ей противно общаться с русскими.

Тут и мне стало противно.

Но в самолёте стюардессы не признали во мне русскоязычного и обращались исключительно по-английски или по-итальянски, принимая меня за итальянца, или просто потому, что не знали русских слов.

И я вспомнил, что в первые месяцы своего пребывания в США в 1977 году, прилетев из Рима, я в барах, знакомясь с девушками, стыдился говорить им, что я из России, и сообщал, что я из Италии, что было правдой, ибо я из неё прилетел. Так и сейчас, я опять летел из Италии в Америку, но по сути-то я был и оставался, о, проклятье! – из России.

Золотая серебряная медаль

1964 год, Ленинград. Я закончил десятилетку школы рабочей молодёжи, к своему и родительскому огорчению, лишь с серебряной медалью. А ведь я стремился к золотой, ибо с ней поступали в ВУЗ без экзаменов. Как оказалось, имелось секретное указание из верхов, чтобы евреям золотых медалей не давали.

Так мне за сочинение поставили четвёрку, придравшись к стилю какой-то фразы и к отсутствию запятой.

Поэтому я получил в руки “серебряник”, а значит надо было сдавать вступительные экзамены, причём только на пятёрки, чтобы наверняка поступить в институт и не загреметь в армию.

Решили не рисковать, и родители наняли мне репетиторов по математике и по физике. Занимаясь с ними, я с удивлением осознал, что в этих предметах я совсем не разбираюсь, но за пару месяцев интенсивных занятий я стал действительно отличником по математике и физике.

Несомненно, что без репетиторов я бы в ЛЭТИ не поступил. Но, нашпигованный репетиторскими знаниями, я на вступительных экзаменах получил все пятёрки, за исключением одной четвёрки: опять-таки за сочинение. Тем не менее, мне вполне хватило баллов, чтобы меня приняли. В технические вузы тогда евреев вынужденно, но сдержанно принимали.

И вот я подумал, не будь антисемитизма в СССР, мне бы дали золотую медаль, я бы поступил без экзаменов в институт, ничего бы не понимал на лекциях по математике и по физике, и на первой сессии меня бы выгнали за незнание главных предметов. Таким образом, я бы неминуемо загремел в армию.

Вот почему я выношу благодарность антисемитам – они всегда делали меня лишь сильнее.

А что касается четвёрок по сочинениям, то и здесь я стал отличником, причём тоже не без помощи антисемитов, заставивших меня взять звучный псевдоним, и великих “репетиторов” от мировой литературы.

Разговорный и умелый язык

В 1977 году я прилетел в Америку “со знанием английского языка”. Это оказалось заблуждением и выявилось особо ярко на моём первом свидании.

Девица была медсестрой, и как следует в этой профессии, заботливой и терпеливой. Эти черты характера были весьма уместны при встрече с тридцатилетним голодным эмигрантом из СССР.

Мне дал её телефон сотрудник на работе, она была его дальней родственницей.

– Are you taking me on a date? – спросила она по телефону.