Елена Бурмистрова - Пелагея

Вдруг они услышали громкий голос отца.

– Параша, нечистая тебя принесла! Отстань от Пелагеи. Ехать нам пора!

Параша повернулась к отцу и прищурилась.

– Экий ты грозный! Куда ехать то? Как? Лошадь твоя падучая.

Сказала это и пошла она по заснеженной тропинке, не попрощавшись с Полей.

Поля вдруг услышала громкий крик мамы, которая стояла рядом с санями. Она смотрела на лошадь и обхватила голову руками. Лошадь делала странные движения ногами, потом упала на одно колено, позже на оба и завалилась на бок. Изо рта появилась пена. Отец кидался то к лошади, то к воротам и выкрикивал ругательства.

– Ах ты, ведьма старая! – кричал он. – Богатырь, что с тобой? Дружок, что? Молодой же конь совсем, работяга. Сгубила лошадь, подлая.

– Говорила я тебе, что нельзя с ней ругаться. Говорила! – причитала мама.

На свадьбу поехали на соседской лошади. Настроение было испорчено, пришлось коня добить, чтоб не мучился. Поля с Аннушкой всю дорогу молчали. Аннушка о коне сокрушалась, а Поля все вспоминала слова Параши о судьбе ее незавидной. Лошадь она жалела до боли в сердце, но эту жалость сейчас заглушала еще большая тревога о своей судьбе. «Вот, Василий, сначала ты, потом Глаша, теперь Богатырь, а потом и моя очередь настанет. Помру я в этом замужестве, ох, помру. Врет все Параша. Жалеет меня, вот и врет. Мне крест в воске должен был показаться, а не Наталье, неправильно все», – сокрушалась Поля.

Крестьяне замуж девок отдавали главным образом по осени. Расчет был простой: перед началом работ весной выдавать замуж рабочую силу из семьи – это все равно, что продать дойную корову. Но однодворцы этому правилу не следовали, и поэтому все Шаховы отгуляли на веселой свадьбе в соседней деревне сразу после рождественского поста.

Каждого гостя угощали пивом, водкой и пирогами. Молодые парни, женщины пели свадебные и плясовые песни, под которые молодежь плясала, а пожилые, рассевшись группами, вели беседу о жизни. Жених почти все время сидел за столом молча, ничего не ел, пил очень мало. «Наверное, его тоже насильно женили», – думала Поля, сидя одна в уголочке и обдумывая свою неминуемую участь.

Ночью Поля глаз не сомкнула. Часов с пяти утра мама уже возилась у печки, и Поля встала ей помогать. На глазах у нее были слезы.

– А ты, дочка, смирись. Митя хороший парень, красивый. Девки на деревне за ним все бегают.

– А он за девками бегает, – ответила Поля.

– Не плачь, все образуется. Полюбишь ты его, вот увидишь.

– Я Николая люблю. А Митя с Настей гуляет.

– И это образуется. Забудется любовь твоя, и он забудет – вот крест тебе даю, все забудется. Ты на смотринах не осрамись. Обещай мне.

– Мама, я сделаю, как вы скажете, но на погибель это все мне.

– Не говори так, дочка, не надо. Вон там лежат полотенца и сорочки. Полотенца сватам поднесешь, а свекрови своей будущей и золовкам (их трое) – сорочки подаришь. Если все гладко пройдет, то через два дня смотрины с женихом устроим. Бабушку не расстраивай. Совсем плохая стала она. Не переживет она позора. Делай, как полагается.

– А как полагается? Замуж на погибель?

– Дочка, все решили уже. Чего сердце рвать?

– А почему не подождать до осени? К чему спешка?

– Бабушка настаивает. Она боится, что не доживет до осени.

Жених не стал по обычаю оставаться дома, а приехал со сватами. В избу его не впустили, тоже по обычаю, оставили у окна стоять. С Полей Дмитрий не был знаком. Встречаться в деревне встречались, но гуляли по разным дворам. О красоте Пелагеи он был наслышан. И ему просто было интересно вблизи на нее посмотреть. Жениться на Поле у него не было никакого желания. Любил он Анастасию, которая жила с ним по соседству. Хотел по осени к ней сватов засылать, но Егор, его отец, строго сказал свое «нет». Хотя именно ему говорить своему сыну «нет» было больнее всего. Свою историю он помнил хорошо и в мельчайших подробностях. Любил он в свое время самую красивую девушку из их деревни Дарью. На беду она тоже была бедной крестьянкой, еще и в услужении у соседа напротив. Когда время пришло, Егор поклонился до пола родителям и попросил их заслать сватов к Дарье. Мать ахнула и пошла к иконе молиться. Отец выслушал и сначала спокойно сказал:

– Не бывать этому браку.

– Почему – спросил сын.

– Ты на крепостной крестьянке собрался жениться?

– Я собрался на Дарье жениться. Мне все равно, кто она.

–Ты пойми, сынок, что неравный брак в нашей семье быть не может.

– Отец, выслушай меня…

– Не о чем разговаривать!

Но когда Егор начал настаивать, разговор перешел в ссору.

– Делай со мной, что хочешь, – кричал Егор, – а я все равно женюсь на Дарье.

– Что хош говоришь? Что хош? – вскипел отец.

После этих слов отец схватил сына за шиворот, вытащил на улицу и потащил волоком в амбар. Там снял с крючка вожжи и так «отходил» ими сына за непослушание, что Егор еле жив остался. Сутки он лежал в амбаре обиженный, раздавленный и плачущий, кляня судьбу свою напроклин. Мать постоянно прибегала в амбар к сыну проведать, как он там себя чувствует после отцовской взбучки. Она плакала и просила Егора повиноваться и смириться. Егор молчал, стиснув зубы, чтобы еще и матери не наговорить лишнего. Он ел, принесенную матерью еду, но так и не проронил ни одного слова. На следующий день отец зашел в амбар и приказал Егору идти работать. Так и закончился первый бунт неудавшегося жениха. Через месяц, ничего не говоря Егору, отец сосватал ему в жены дочку своего друга Феклу. Она была не из красавиц. Ее огненно-рыжие волосы пугали народ, а веснушки, которыми было усыпано не только все лицо, но и все тело, служили предметом насмешек над ней. Егора чуть не хватил удар, когда он узнал, на ком ему предстояло жениться. Он даже подумывал о том, чтобы разорвать с семьей все связи, тайно сбежать с Дарьей в город, затеряться там среди толпы, жить так, как они мечтали. Но их план провалился. Дарье было 16 лет, ее такая страшная перспектива пугала. К тому же она была очень набожна. Сбежать с мужчиной и жить с ним без венчания она считала великим грехом. Егора поженили. Он несколько месяцев не подходил к своей жене вообще. Спали молодожены в разных постелях, пока об этом не узнал его отец. Он снова устроил сыну такой скандал, что Егор в эту же ночь пришел к Фекле и остался с ней. Они прожили пятнадцать лет пусть не очень счастливо, но терпимо. Фекла оказалась очень заботливой, услужливой и с чувством юмора. Егору нравилось обсуждать с ней и личные планы, и деревенские новости. Для себя он сделал вывод, что внешняя красота не самое главное для жены и смирился. У них родилось семеро детей, но в первую эпидемию тифа Фекла умерла. Егор горевал абсолютно без притворства. Смотреть несколько лет ни на кого в деревне не мог. Однажды к ним в село зашли «ходоки». «Ходоками» называли погорельцев, которым в то время не предоставляли жилье после пожарищ, не давали денег, не собирали средства на восстановление дома всем миром. Им оставалось только сниматься с места и ходить по окружным деревням в поисках еды, работы и, если повезет, жилья.